Ознакомительная версия.
Но с опытом я всё больше учился общаться с воздушными течениями родного края − это была моя главная ценность для ПОРЗа, и тому же я учил Река. И так, в зоне нашей ответственности мы были почти свободны − ветра я чувствовал собственной шкурой и знал, когда, куда они подуют и как (на точные приборы у нас всё равно не было денег).
Словом, теперь я видел, что Рек многое усвоил. В общем, Лёгкая была скорее довольна, чем нет Реком, и была очень недовольна мной.
«Такие как ты, только засоряют небо воздухом, который выдыхают!» − выговаривала она мне всякий раз, как я подключался к её ликровой системе.
В ликровую заводь лучше было вообще не соваться − вечный её бубнёж на больную голову становился и вовсе непереносим: и то ей не так и это не эдак. Дивена она, к слову, не переносила на дух. На мою беду, ликру мне нужно было теперь чистить часто − каждые три часа по пятнадцать минут. Ночью я просто клал лапу в ликровую заводь, и Лёгкая сама подключалась к клапану.
Тут мне повезло − обычно говорят, когда нужно часто чистить ликру − оставайтесь дома, а мой дом − это Лёгкая и была. У нас с ней была идеальная совместимость по ликровым признакам, − если, я, допустим, был бы ранен, и потерял бы много ликры − меня просто можно было бы подцепить к ней в ликровый круг − и я вот я был бы спасён. Жаль, что у дирижаблей не бывает крови − я думаю, что кровная совместимость у нас тоже была бы как надо. Но её тяга к высказыванию своего мнения… о Сотворитель… она одна не щадила меня.
А хотя − ну, за что меня было щадить? Сайрика была права, я просто не собрался быть с ней как надо, а жениться мне не мешало ничего − церемония занимала три минуты, и самая дешевая стоила как два средних обеда: мы могли обойтись без колец, нарядов и обещаний. Вполне возможно, Сайрике даже дали бы отдельную комнату в общежитии, где я смог бы раз от раза ночевать за счёт ПОРЗа.
Но мне было приятно болтаться между небом и землёй во всех отношениях, я и болтался. Я и сейчас понимал, что она имела право сделать то, что сделала, и где-то даже готов был понять, что то, что произошло − это хорошо, но… но только мне было как-то мазохистки приятно осознавать, что мне было так плохо физически, что для моральных переживаний осталось не так и много страдательной квоты.
Ну а когда мне полегчало, я уже, вроде как, и успокоился. Но это я здесь успокоился, в небе. Я начал несколько переживать за то, что будет, когда мне придётся опять спускаться вниз, тем более возвращаться в Изразцы, и, оттого остро нуждаясь в кампании, приплёлся с виноватым видом с Дивену. Устроился в кресле напротив, свернувшись и сделав вид, что почти сразу же задремал.
Сам же я наблюдал, как Дивен корпеет над своими маленькими часовыми механизмами (он взял работу с собой), и я был рад, что он тут, рядом. Казалось, что мой мир, в котором и Дивен, и Лёгкая с командой, и небо, покрыт какой-то очень тонкой оболочкой на подобии мыльного пузыря, а за ней − тёмная и страшная пустота. Но что было грустить? Мы выкрутились с заказом на этот раз, но… нет. Так думать не пойдёт − выкрутились и ладно. Это сейчас было главное. И я надеялся, что Сайрика будет счастлива. Счастлива, а значит, что-то у меня в жизни уже и получилось. Ох, запутался в мыслях… я спрятал морду под рыжий мех хвоста.
− Тебе уже можно оборачиваться, − промямлил Дивен, я поднял голову и навострил уши, − тебе уже можно оборачиваться, − повторил он, чуть отодвинувшись от часового механизма, и начав его разглядывать от угла, − доктор сказал, что когда ты начнёшь маяться бездельем, то можно оборачиваться и возвращаться к обычной работе.
− Вот как, − хищно произнёс я, перекинулся, огляделся, и выйдя из кают кампании рявкнул, − Рек! А ну сюда! Увижу ещё раз, что грязь такая − языком будешь вылизывать!
В действительности, с санитарной обстановкой на судне у нас всё было в порядке. Я рисовался, чтобы всех (себя главным образом) подбодрить. На самом деле мне снова было страшно, и я опять не мог понять почему.
Глава 3. Большой дирижабль Энкорра
Принцип работы ПОРЗа прост: в действительности небо вовсе не перекрашивается, то что вы видите − это оптическая иллюзия. Мы распыляем в атмосфере на определённой высоте сложные нетоксичные газы, при необходимости − пропускаем через них магнитные линии. И в итоге кажется, что небо изменило цветовую гамму, светится выписывая сполохами ваше имя, ну, или как в нашем случае − стремительно темнеет. В действительности, рабочие газы собираются у верхних границ межей, и город, там образом, чем-то напоминает игрушечный шар со снегом, у которого вместо хрустальной оболочки межи, а место стеклянной крошки, имитирующей снежинки − красящие газы.
Что же касается темноты, то тут нужно не столько чтобы небо стало «черным», сколько то, чтобы на его фоне хорошо было видно представление: салют, или световую феерию, погребальный костёр… Но чем светлее небо изначально, чем ярче оно над межами, тем задача сложнее, и тут наши заказчики оказались правы позвав сразу два дирижабля − это гарантировало то, что результат получится что надо.
Мы прибыли вовремя и во всеоружии − я чувствовал себя просто великолепно, когда за что-нибудь держался (так меня ещё пошатывало). После того, как мы пересекли межи, то покружили немного над городом, выискивая коллег, и выяснили, что город оказался в трауре. Весь.
«Когда ты сдохнешь − о тебе никто не вспомнит», − объявила мне Лёгкая, когда я делал последние корректировки курса.
«О тебе и при жизни-то все забыли», − попытался сумничать я, и взглянул за окно, вниз. Черные флаги вяло трепыхались и тут, и там, окна домов были зашторены, мелкие лавки закрыты.
Угольные Спирали − большой город, чуть меньше Изразцов, но при этом куда как богаче. Через него проходит неслабый пассажиропоток, и много грузов − куча механоидов и големов, которые сейчас находятся в городе − не отсюда, и события городского масштаба их не касаются и им не интересны, но тем не менее, казалось, что всё затихло, помрачнело, словом, город грустно прижал уши. Мне это не понравилось − оставляло не приятное и лживое в чём-то, впечатление.
Наконец, мы высмотрели второй дирижабль ПОРЗа, и я очень удивился, как мы вообще кроме него могли хоть что-то рассмотреть: такой он был огромный. Ну Тайрис, зараза, поднялся. Где он только нашел столько денег, второй глаз, что ли продал? Я начал про себя прикидывать объём баллона и сколько эта зараза должна жрать при плавании, а Реку крикнул:
− Давай к ним!
− Ух ты, Кай, а почему у тебя не такой большой? − я смерил глазами девушку Река. Как там её звали? Вай… Вай…. Забыл. А, ладно − я буду звать её Вай-Вай, тем более всё равно Лёгкая её уже никогда не простит за то, что она только что сказала, и второй раз на этом дирижабле ноги её не будет никогда.
Ознакомительная версия.
