Заверещал сигнал видеофона, и Роберт немедленно принял деловую позу. Он думал, что это Патрик или – что было бы страшно в такую жару – Маляев. Но это оказалась Таня, весёлая и свежая; и было сразу видно, что там у неё нет сорокаградусной жары, нет вонючих испарений мёртвой степи, воздух сладок и прохладен, а с близкого моря ветер приносит чистые запахи цветников, обнажившихся при отливе.
– Как ты там без меня, Робик? – спросила она.
– Плохо, – пожаловался Роберт. – Пахнет. Жарко. Потно. Тебя нет. Спать хочется невыносимо, и никак не заснуть.
– Бедный мальчик! А я славно вздремнула в вертолёте. У меня тоже будет трудный день. Летний праздник – всеобщее столпотворение, столоверчение и светопреставление. Ребята носятся как ошалелые. Ты один?
– Нет. Вон стоит Камилл и не видит нас и не слышит. Танек, я сегодня жду тебя. Только где?
– А ты разве сменяешься? Жалко. Полетим на юг!
– Давай. Помнишь кафе в Рыбачьем? Будем есть миноги, пить молодое вино… ледяное! – Роберт застонал и закатил глаза. – Сейчас я буду ждать этого вечера. О, как я буду его ждать!
– Я тоже… – она оглянулась. – Целую, Роби, – сказала она. – Жди звонка.
– Очень буду ждать, – успел сказать Роберт.
Камилл всё смотрел в окно, сцепив руки за спиной. Пальцы его пребывали в непрерывном движении. У Камилла были необычайно длинные, белые, гибкие пальцы с коротко остриженными ногтями. Они причудливо сплетались и расплетались, и Роберт поймал себя на том, что пытается проделать то же самое с собственными пальцами.
– Началось, – сказал вдруг Камилл. – Советую посмотреть.
– Что началось? – спросил Роберт. Ему не хотелось подниматься.
– Пошла степь, – сказал Камилл.
Роберт неохотно встал и подошёл к нему. Сначала он ничего не заметил. Затем ему показалось, что он видит мираж. Но, вглядевшись, он так стремительно подался вперёд, что стукнулся лбом о стекло. Степь шевелилась. Степь быстро меняла цвет – жуткая красноватая каша ползла через жёлтое пространство. Внизу под вышкой можно было разглядеть, как копошатся среди высохших стеблей красные и рыжие точки.
– Мама моя!.. – ахнул Роберт. – Красная зерноедка! Что же вы стоите?! – он метнулся к видеофону. – Пастухи! – крикнул он. – Дежурный!
– Дежурный слушает.
– Говорит пост Степной. С севера идёт зерноедка! Вся степь покрыта зерноедкой!
– Что? Повторите… Кто говорит?
– Говорит пост Степной, наблюдатель Скляров! Красная зерноедка идёт с севера! Хуже, чем в позапрошлом году! Поняли? Вся степь кишит зерноедкой!
– Есть… Ясно… Спасибо, Скляров… Вот беда! А у нас все на юге… Вот беда!.. Ну ладно…
– Дежурный! – крикнул Роберт. – Слушайте, свяжитесь с Алебастровой или с Гринфилдом, там полно нулевиков, они помогут!
– Всё понял! Спасибо, Скляров. Когда зерноедка кончит идти, сообщите сразу, пожалуйста.
Роберт снова подскочил к окну. Зерноедка шла валом, травы уже не было видно.
– Вот несчастье! – бормотал Роберт, прижимаясь лицом к стеклу. – Вот уж действительно беда!
– Не обольщайтесь, Роби, – сказал Камилл. – Это ещё не беда. Это просто интересно.
– А вот выжрет она посевы, – сказал Роберт со злостью, – останемся без хлеба, без скота.
– Не останемся, Роби. Она не успеет.
– Надеюсь. На это только и надеюсь. Вы только посмотрите, как она идёт. Ведь вся степь красная.
– Катаклизм, – сказал Камилл.
Неожиданно наступили сумерки. Огромная тень упала на степь. Роберт оглянулся и перебежал к восточному окну. Широкая дрожащая туча закрыла солнце. И опять Роберт не сразу понял, что это. Сначала он просто удивился, потому что днём на Радуге никогда не бывает туч. Но потом он увидел, что это птицы. Тысячи тысячи птиц летели с севера, и даже сквозь закрытые окна слышались непрерывный шелестящий шум крыльев и пронзительные тонкие крики. Роберт попятился к столу.
– Откуда птицы? – проговорил он.
– Всё спасается, – сказал Камилл. – Всё бежит. На вашем месте, Роби, я бы тоже бежал. Идёт Волна.
– Какая Волна? – Роберт нагнулся и посмотрел на приборы. – Нет же никакой Волны, Камилл…
– Нет? – сказал Камилл хладнокровно. – Тем лучше. Давайте останемся и посмотрим.
– Я и не собирался бежать. Меня просто удивляет всё это. Надо, пожалуй, сообщить в Гринфилд. И главное, откуда эти птицы? Там же пустыня.
– Там очень много птиц, – сказал спокойно Камилл. – Там огромные синие озёра, тростники… – Он замолчал.
Роберт недоверчиво посмотрел на него. Десять лет он работал на Радуге и всегда был убеждён, что к северу от горячей параллели нет ничего: ни воды, ни травы, ни жизни. Взять флаер и слетать туда с Танюшкой, мельком подумал он. Озёра, тростники…
Затрещал сигнал вызова, и Роберт повернулся к экрану. Это был сам Маляев.
– Скляров, – сказал он обычным неприязненным тоном, и Роберт по привычке почувствовал себя виноватым, виноватым за всё, в том числе за зерноедок и за птиц. – Скляров, слушайте приказ. Немедленно эвакуируйте пост. Заберите оба ульмотрона.
– Фёдор Анатольевич, – сказал Роберт. – Идёт зерноедка, летят птицы. Я только что хотел сообщить вам…
– Не отвлекайтесь. Я повторяю. Заберите оба ульмотрона, садитесь в вертолёт и немедленно в Гринфилд. Поняли меня?
– Да.
– Сейчас… – Маляев посмотрел куда-то вниз. – Сейчас десять сорок пять. В одиннадцать ноль-ноль вы должны быть в воздухе. Имейте в виду, я выдвигаю «харибды», и на всякий случай держитесь выше. Если не успеете демонтировать ульмотроны – бросьте их.
– А что случилось?
– Идёт Волна, – сказал Маляев и впервые посмотрел Роберту в глаза. – Она перешла Горячую параллель. Торопитесь.
Секунду Роберт стоял, собираясь с мыслями. Затем он снова осмотрел приборы. Судя по приборам, извержение шло на убыль.
– Ну, это не моё дело, – сказал Роберт вслух. – Камилл, вы мне поможете?
– Теперь я уже никому не могу помочь, – отозвался Камилл. – Впрочем, это не моё дело. Что нужно – тащить ульмотроны?
– Да. Только сначала их надо демонтировать.
– Хотите добрый совет? – сказал Камилл. – Добрый совет за номером семь тысяч восемьсот тридцать два.
Роберт уже отключил ток и, обжигая пальцы, скручивал разъёмы.
– Давайте ваш совет, – сказал он.
– Бросьте эти ульмотроны, садитесь в вертолёт и летите к Тане.
– Хороший совет, – сказал Роберт, торопливо обрывая соединения. – Приятный. Помогите-ка мне его вытащить…
Ульмотрон весил около центнера, толстый гладкий цилиндр в полтора метра длиной. Они извлекли его из гнезда и внесли в кабину лифта. Завыл ветер, вышка начала вибрировать.
