- Ага. Ну, в некотором смысле да. Но на пляже можно раздеться.
- Догола? - спросила она с внезапным интересом.
- Нет. Купальный костюм... Но в наши времена были такие люди, они назывались нудисты...
- Знаю. Нет, то другое, я думала, что вы все...
- Нет. Значит, этот брит, это... как платье? Такое же обязательное?
- Да. Когда вдвоем.
- Ну, а потом?
- Что потом?
- Во второй раз?
Идиотский это был разговор, и я себя отвратительно чувствовал, но должен же я был, наконец, узнать!
- Потом? По-разному бывает. Некоторым... всегда дают брит...
- Пустая похлебка, - вырвалось у меня.
- Что это значит?
- Нет. Ничего. А если девушка идет к кому-нибудь, тогда что?
- Тогда он пьет у себя.
Она смотрела на меня почти с жалостью. Но я упорствовал.
- А если у него нет?
- Брита? Как же может не быть?
- Ну, кончился. Или... он ведь может солгать. Она засмеялась.
- Но ведь это... неужели ты думаешь, что я все эти бутылки держу здесь, в комнате?
- Нет? А где же?
- Я даже не знаю, откуда они берутся. В твое время был водопровод?
- Был, - хмуро ответил я. Конечно, могло ведь и не быть; я мог прямо из пещеры влезть в ракету. На мгновение меня охватила ярость; потом я спохватился - в конце концов это была не ее вина.
- Ну вот, ты разве знал, откуда берется вода, прежде чем...
- Я понял, можешь не продолжать. Ладно. Значит, это такое средство предосторожности? Очень странно.
- Мне это совсем не кажется странным. Что у тебя там белое, под свитером?
- Рубашка.
- Что это?
- Ты что, рубашки не видела? Ну, такое - белье в общем. Из нейлона.
Я засучил рукав свитера и показал.
- Интересно, - сказала она.
- Такой обычай, - беспомощно ответил я.
Действительно, мне ведь говорили в Адапте, чтобы я перестал одеваться, как сто лет назад; а я заупрямился. Однако я не мог не признать ее правоты - брит был для меня тем же, чем для нее рубашка. В конце концов людей никто не заставлял носить рубашки, а все их носили. Видно, с бритом обстояло так же.
- Сколько времени действует брит? - спросил я.
Она слегка покраснела.
- Как тебе не терпится. Ничего еще не известно.
- Я не хотел сказать ничего плохого, - оправдывался я. - Мне только хотелось узнать... почему ты так смотришь! Что с тобой? Наис!
Она медленно поднялась. Отступила за кресло.
- Сколько ты сказал? Сто двадцать лет?
- Сто двадцать семь. Ну и что?
- А ты... был... бетризован?
- Что это значит?
- Не был?!
- Да я даже не знаю, что это значит. Наис... девочка, что с тобой?
- Нет... не был, - шептала она. - Если б был, ты бы, наверно, знал.
Я хотел подойти к ней. Она вскинула руки.
- Не подходи! Нет! Нет! Умоляю!
Она попятилась к стене.
- Ведь ты же сама говорила, что это брит... сажусь, сажусь. Ну, сижу, видишь, успокойся. Что это за история с этим бе... как это там?
- Не знаю подробно. Но... каждого бетризуют. При рождении.
- Что же это?
- Кажется, что-то вводят в кровь.
- Всем?
- Да. Потому что... брит... как раз не действует без этого. Не двигайся!
- Девочка, не будь смешной.
Я погасил папиросу.
- Я ведь все-таки не дикий зверь. Ты не сердись, но... мне кажется, что вы здесь все чуточку тронутые. Этот брит... это же все равно, что сковать всем до единого руки, а вдруг да кто-нибудь окажется вором. В конце концов... можно ведь и доверять немного.
- Ты великолепен, - она будто успокоилась немного, но продолжала стоять. Почему же ты так возмущался раньше, что я привожу к себе незнакомых?
- Это совсем другое.
- Не вижу разницы. Ты наверняка не был бетризован?
- Не был.
- А может, теперь? Когда вернулся?
- Не знаю. Делали мне разные уколы. Какое это имеет значение?
- Имеет. Тебе делали? Это хорошо. Она села.
- У меня есть к тебе просьба, - начал я как можно спокойней. - Ты должна мне это объяснить...
- Что?
- Твой страх. Ты боялась, что я на тебя наброшусь, да? Но ведь это же чушь.
- Нет. Если подумать, конечно, чушь, но все это слишком, понимаешь? Такой шок. Я никогда не видела человека, которого не...
- Но ведь этого же нельзя распознать!
- Можно. Еще как можно!
- Как?
Она помолчала.
- Наис...
- Да я...
- Что?
- Боюсь...
- Сказать?
- Да.
- Но почему?
- Ты понял бы, если б я сказала. Видишь ли, ведь это не из-за брита. Брит - это только так... побочное... Дело совсем в другом...
Она побледнела. Губы ее дрожали. "Что за мир, - подумал я, - что за мир!"
- Не могу. Ужасно боюсь.
- Меня?!
- Да.
- Клянусь тебе, то...
- Нет, нет... я тебе верю, только... нет. Этого ты не можешь понять.
- Ты мне не скажешь?
Видно, было в моем голосе нечто такое, что она переборола себя. Ее лицо стало суровым. Я видел по ее глазам, каких усилий ей это стоило.
- Это... для того... чтобы нельзя было... убивать.
- Не может быть! Человека?!
- Никого...
- И животных?
- Тоже. Никого...
Она сплетала и расплетала пальцы, не сводя с меня глаз, - будто этими словами спустила меня с невидимой цепи, будто вложила мне в руки нож, которым я могу ее пронзить.
- Наис, - сказал я совсем тихо. - Наис, не бойся. Правда... не надо меня бояться. Она пыталась улыбнуться.
- Слушай...
- Что?
- Когда я тебе это сказала...
- Ну?
- Ты ничего не почувствовал?
- А что я должен был почувствовать?
- Представь, что ты делаешь то, что я тебе сказала...
- Что, я убиваю? Я должен это себе представить? Она содрогнулась.
- Да...
- Ну и что?
- И ты ничего не чувствуешь?
- Ничего. Но ведь это же только мысль, я совсем не собираюсь...
- Но ты можешь? Да? Действительно, можешь? Нет, - шепнула она одними губами, словно самой себе, - ты не бетризован...
Только теперь до меня дошло значение этого, и я понял, что для нее это могло быть потрясением.
- Это великое дело, - пробормотал я. Немного погодя добавил: - Но, может, лучше было бы, если б люди отвыкли от этого... без искусственных средств...
- Не знаю. Может быть, - ответила она. Глубоко вздохнула. - Теперь ты понимаешь, почему я испугалась?
- По правде говоря, не совсем. Так, немножко. Ну, не думала же ты, что я тебя...
- Какой ты странный! Как будто ты совсем не... - она запнулась.
- Не человек?
У нее затрепетали веки.
- Я не хотела тебя обидеть, только, понимаешь, если известно, что никто не может, - понимаешь, даже подумать не может никогда, и вдруг появляется такой, как ты, и уже сама возможность... то, что есть такой...
- Но ведь это невозможно, чтобы все были - как это? - а, бетризованы?
- Почему же? Все, уверяю тебя!
- Нет, это невозможно, - упорствовал я. - А люди опасных профессий? Ведь они должны...
- Опасных профессий нет.
- Что ты говоришь, Наис? А пилоты? А разные спасатели? А те, что борются с огнем, с водой...
