— Пойду сделаю ему еще один укол, — сказал Страатен. — Жаль, что у нас нет морфина.
* * *
Всю ночь меня мучили кошмары. Тяжелые и горячие удавы упругими кольцами сжимали грудь, гипнотизировали безумными белыми глазами. Отдаленно я сознавал, что сплю, но это не мешало мне цепенеть от безысходного, невыразимого ужаса. Хотелось кричать, но глубины сна, как водные толщи, поглощали все звуки.
И вдруг немота прорвалась, как набухшая подо льдом река. Я не слышал, что говорил Страатен. Я просто дышал, легко и свободно. И с каждым вздохом успокаивалось колотящееся сердце и в груди разливалось блаженство успокоения и безопасности. Но постепенно до меня стал доходить смысл слов.
— …невероятной силы, — донеслось ко мне из далекого надзвездного мира.
— А? Что? — переспросил я, ошалело тараща глаза.
— Он же разорвал веревки! Он ушел туда, назад, а мы даже не проснулись.
Брайтона в палатке не было. Я взял у Страатена фонарь и направил его на обрывки веревки. Конечно, Страатен ошибся. Брайтон не разорвал, он просто перегрыз их. Но факт оставался фактом — Брайтон ушел.
Мы больше не ложились. Говорить не хотелось. Я сварил кофе.
— Что ж! Не выгорело. Надо собираться. Будем уходить, — вздохнул Страатен.
— А может, еще раз попробуем? — робко предложил я, зная, что вторая попытка почти наверняка провалится.
Да и не стали бы мы ловить Брайтона еще раз. Ничего не поделаешь, раз уж так вышло. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.
— Продовольствия у нас остается только-только чтобы вернуться. — Страатен выбросил сигарету в серый треугольник, чуть видимый в черноте палатки. Впервые он не зарыл окурок в землю.
Сонно прокричала какая-то птица. До рассвета оставалось часа полтора. Я не заметил, как задремал.
А когда начался день, мы увидели с нашего наблюдательного пункта Брайтона. Он шел в последней шеренге. На этот раз там была полная четверка. Может быть, доставили новеньких, или же этой ночью умерло сразу двое. Сейчас мне это было безразлично…
С четырех сторон ползли к терриконам большие серые гусеницы.
— Заберемся в вагонетку, как только остановится подвеска, — сказал я.
— Да. Сегодня же вечером.
— А если мы испортим всю эту музыку?
— Что ты имеешь в виду?
— Не притворяйся, адвокат. Ты прекрасно понимаешь, что я говорю.
— Можем ли мы взять на себя такое…
— Брайтона мы же попробовали… изолировать.
— Он был один. А здесь десятки несчастных. Они же умрут.
— Здесь они все умрут, Страатен! И ты это знаешь. Но ты сам сказал, что часть наркоманов выживает. Мы должны спасти хоть кого-нибудь из них. Шахта все равно их доконает.
— Ты думаешь, они перестанут ходить в шахту? Ошибаешься. Сработает рефлекс. Они не перестанут добывать этот конгломерат, не перестанут. А мы их лишим единственного, что у них осталось.
— Если мы уничтожим питающий кабель, то парализуем не только агрегаты электропыток. Работы в шахте тоже приостановятся. Встанет клеть, не будет вырабатываться сжатый воздух, замрут вентиляторы, погаснут лампы.
— Об этом я не подумал.
— Естественно. Откуда тебе знать, что такое шахта? Ну так как, ты согласен?
— Ты точно знаешь, что работа в этих шахтах смертельно опасна?
— Да. Я хорошо знаю эндогенные урановые руды. В них очень много полония. Рак легких, не только лучевая….
— Ладно! Давай тогда попробуем. У тебя есть план?
— Я уже все продумал. Мы взорвем все трансформаторы, кроме того, который обслуживает подвеску.
— Почему?
— А как мы тогда отсюда выберемся? И в городе сразу же подымется тревога, если подвеска встанет.
— Да. Конечно. Ты прав. Давай дальше.
— Что с тобой? Ты какой-то угнетенный, подавленный…. В чем дело, Страатен?
— Так. Пустяки. Пройдет. — Он махнул рукой. — Дальше.
— Чтоб надолго вывести этот лагерь смерти из строя, хорошо бы взорвать и коттеджи тоже. И мост через ущелье между африканскими резервациями.
— На мост у нас не хватит взрывчатки.
— Наверное, не хватит, ты прав… Впрочем, там должна быть минная галерея, но все равно не хватит. А на коттеджи хватит! Их всего восемь. Нужно заложить снаряд прямо на чердаке среди аппаратуры.
— Их не восемь. По крайней мере в четыре раза больше.
— Ты имеешь в виду резервации черных?
— А они что, не люди?
— Успокойся, Страатен! Что ты, в самом деле? Просто я не подумал об этом. Все же внимание было сосредоточено на этой резервации. И вовсе не потому, что она европейская. Здесь же Брайтон, твой друг. Разве не так?
— Не знаю. Не уверен. Может, и так. Во всяком случае, взорвать все коттеджи мы не сумеем. Давай взорвем только трансформаторы.
— Идет. Начнем закладывать?
— До обеда не успеем. Подождем до конца перерыва. Это трудно — взорвать трансформаторы?
— Плевое дело! Жаль, что у нас не так много времени. Хорошо бы заминировать фундамент. Тогда бы и сам черт здесь не уцелел. Пришлось бы все начинать сначала. Понимаешь, в чем неудобство? Нам придется просто подвязывать заряд. Без всякого уплотнения. Конечно, и на поверхности здорово покалечит. Но такой силы уже не будет. Слишком большое рассеяние, а кумулятивных зарядов у нас нет.
— Я так и не понял тебя. Получится у нас что-нибудь или нет?
— Получится! Об этом не волнуйся. Просто мне хочется полностью парализовать этот Майданек. Вот если бы взорвать еще шахты…
— Дай тебе волю, ты взорвешь весь мир. Выведем из строя резервации на месяц, и то хорошо. За это время можно поднять вокруг этого большой шум.
— Рискованно это.
— Почему?
— Да не оставят они свидетелей! Понимаешь? Они их сразу же ликвидируют. Здесь же все приговорены судом к смерти. Их расстреляют без всяких церемоний, сразу же, как только ты подымешь шум.
— Мы это предусмотрим.
— Как?
— Твое дело — хорошо организовать взрыв, а политическую кампанию организую я и… другие компетентные люди. Во всем должен чувствоваться профессионализм. Ты геолог, подрывник… в общем, техническое лицо. А я юрист, следовательно, политический деятель… Доставай свой динамит. Я к нему и прикоснуться боюсь.
* * *
Взрыв произошел в 10 часов 02 минуты, сразу же после того, как на дорожках зажглись фонари. Резервации потонули в густо-синем растворе ночи.
— Ты уверен, что трансформатор подвески не пострадал? — спросил Страатен, все еще лежа на земле.
— Уверен. Вставай, пойдем отсюда. Там же семь секций: четыре обслуживают резервацию, две — шахту и одна — подвеску. Ошибиться невозможно.
— А ее не заденет при взрыве?
