Как раз в эту минуту Карл Шопенгауэр поднял бокал, и бокал вдруг разлетелся вдребезги. К счастью, вся семья находилась под защитой своего автомобиля, бока которого исхлестал грохочущий шквал свинца, но, опятьтаки к счастью, это оказалась мелкая дробь, всего лишь десятый номер, так как Антуан Рубьо охотился теперь только на сороку да дрозда-пересмешника.
- Mein Gott! - взвизгнула Фрида. - В нас стреляют!
- Сакраменто!.. - прикрикнул на жену Шопенгауэр. - Стреляет охотник, и нас он не видел! И крикнул по-французски:
- Каспатин охотник! Achtung! Фнимание! Тут людей! Курапатки сдес нет!
В ответ ему грохнул новый выстрел.
На сей раз немцы успели рассеяться, кинувшись в поисках укрытий под руины Старого Хлева.
- Свиньи! - завопил разошедшийся Блэз, продолжая ползти на локтях. Ни чуточки не изменились! Как были подлыми трусами, так трусами и остались! Честных женщин насиловать - на это они горазды, отрубить мальчонке руку - это сколько угодно, но перед настоящим мужчиной драпают!
Слово "мужчина" он произнес на бурбонезский лад "мосщина". Сказав это, неистовый дед перезарядил ружье и грохнул в сторону Хлева еще дважды.
- Спасайт! Спасайт! - завопили немцы во всю глотку. Все семейство Ван-Шлембруков в полном недоумении взглянуло на Глода и Сизисса.
- Слышите? - пробормотал Ван-Шлембрук-отец. - Зовут на помощь, стреляют из ружья! Наш долг отправиться на место преступления, ибо это настоящее преступление.
- Чего-то я в толк не возьму, - буркнул ошалевший Глод. - Сроду у нас никаких убийц не водилось.
- Достаточно и одного, мсье Ратинье. Пойдемте туда все вместе.
Представители коренного населения поплелись за бельгийцами, добрались до дороги, где повстречали обоих Рубьо и Амели Пуланжар; они тоже спешили к Старому Хлеву. Навстречу им со всех ног бросился Рике:
- Папа! Папа! Это прадедушка! Антуан Рубьо побледнел:
- Прадедушка? Что же он наделал? В прабабушку стрелял?
- Нет. Надел каску, взял твое ружье и пошел убивать немцев.
- Немцев? - не помня себя от изумления, повторил Жан-Мари. - Каких таких немцев? Да немцев здесь давно нету.
- Коли их нету, то, надо полагать, еще будут, - заметил Бомбастый просто так, чтобы что-то сказать.
Пока Рике объяснял, в чем дело, Амели Пуланжар восторженно била в ладошки и нежным голоском выводила:
Боши, боши, дураки,
Вырвем вам все потрохи!
- Да заткнись ты, дурында, - прикрикнул на нее Жан-Мари. - Если отец хоть одного уложит, неприятностей не оберешься. Небось подерьмовее будет, чем если бы в столовой кучу наложили!
Желая окончательно ему досадить, Глод изрек:
- Тут большой вины Блэза нет! А может, немецкие уланы у него под окнами как раз и набезобразили.
Жан-Мари сдержал себя и не ответил Глоду. Когда они подошли к луговине, откуда прозвучало еще два выстрела, с ними поравнялся синий автомобиль жандармерии. Из машины поспешно выпрыгнул бригадир Куссине в сопровождении троих жандармов. Бригадир обратился к Жану-Мари:
- Нам позвонила ваша матушка. Он хоть ни в кого не попал, надеюсь?
- Откуда же мне знать!
- Дробь мелкая, десятый номер, - уточнил Антуан.
- Это, конечно, лучше, чем крупная, но что за идиотская история? Где же он?
- Я его вижу! - завопил Рике, взобравшийся на капот жандармской машины. - Он метрах в двадцати от их прицепа, как раз у яблони.
Привстав на цыпочки, собравшиеся и впрямь разглядели ползущее по люцерне белое пятно фланелевого жилета и белое пятно подштанников.
- Мсье Рубьо, - загремел бригадир, - немедленно прекратите!
- Папа, - взмолился Жан-Мари, - кончай сейчас же свои идиотские штучки!
- От идиота слышу! - отрезал из люцерны Блэз.
- Спасает! Спасайт! - как эхо, раздались в ответ испуганные голоса невидимых отсюда Шопенгауэров.
- Блэз! Миленький мой Блэз! - пискнула Маргерита, пытаясь догнать стремительно продвигавшийся взвод.
- Заткнись, мать! - донесся издали ответ разбушевавшегося супруга, заглушенный новым выстрелом. Слышно было, как дробинки снова стеганули по машине, и тут чаша терпения Жана-Мари переполнилась:
- Небось не ты, старый бандит, будешь за убытки платить! Сейчас пойду и тебя оттуда за задницу вытащу!
Решительно перешагнув через колючую проволоку ограды, он бросился к луговине. Блэз сделал полный поворот, приложил ружье к плечу и выстрелил, не забыв при этом крикнуть:
- Не смей приближаться, коллаборационист!
Дробины просвистели у левого уха Жана-Мари, который счел более благоразумным спешно ретироваться. Зрители убедились, что он не убит. Зато бледен как мертвец.
- Преступник! В родного сына стрелять! До того довалялся в своем шезлонге, что совсем с ума спятил!
Вопреки явной очевидности, Антуан заступился за деда:
- Он в тебя вовсе не целился. Просто хотел напугать.
- Еще бы он целился! - проворчал Жан-Мари, презрев насмешливый взгляд Глода, и молча проглотил обиду, не желая осложнять и без того сложное положение, в какое попало его семейство.
Один из жандармов обратился к бригадиру:
- Что нам делать, шеф?
- Как что делать?
- Мы могли бы тоже выстрелить. Бригадир Куссине даже задохся от гнева:
- Выстрелить?
- В воздух, чтобы его напугать.
- В воздух! В воздух! И по своему обыкновению влепить ему маслину прямо в лоб! А с такой накладкой, Мишалон, нас всех на каторгу в Гвиану переведут, поближе к неграм! Может, вам это и улыбается, а мне вот нет. Как сейчас вижу: "Жандармы убили как собаку восьмидесятипятилетнего ветерана первой мировой войны".
Услышав страшное предсказание, жандармы задрожали один за другим, сообразно живости воображения каждого. Бомбастый проворчал:
- Глод прав, Блэза просто раздразнили. Если он и прикончит двух-трех фрицев, сами власти будут виноваты - зачем позволяют немцам оккупировать нас, как в сороковом... В четырнадцатом небось велено было их всех подряд бить, а нынче, видишь ли, запрещено; как же вы хотите, чтобы папаша Блэз в таких делах разбирался?
Куссине сухо прервал его речь:
- А вас не спрашивают, мсье Шерасс.
- Я только хочу, чтобы вы поняли, бригадир...
- ... то, что от вас, как и всегда, разит спиртным? Я уже это понял. Помолчите-ка лучше. - Бригадир повернулся к Антуану: - Если я не ошибаюсь, дедушка взял ваш патронташ. Сколько там было патронов?
После недолгого раздумья Антуан заявил:
- Десять, от силы двенадцать. Наверняка не больше. Судя по тому, что мы слышали, восемь он уже расстрелял.
- Тогда, значит, подождем, пока он их все не расстреляет. Единственное, что нам остается делать.
Не простивший обиды Сизисс шепнул на ухо Глоду:
- Слышал, как он со мной разговаривал, этот медведь сволочной? Как с пьянчужкой! Я ему докажу, что никакой я не пьянчужка.
