Самоубийца Кастор не станет исключением — или трактирщик Марио, или Квинт отнесут поутру его тело в ближайший лесок и предадут земле, после чего отправятся по своим делам и уже никогда не вернутся на могилу Кастора. Лишь будут изредка вспоминать о нем при случае: да, проживал когда-то в Терра Нубладо такой скиталец; чертовски повезло однажды этому сукиному сыну в калибрик, и, не будь он так недоверчив к Проповеднику, жить бы бедняге да жить…
Но стоп: следует ли в случае с Кастором говорить об обычном везении?
Я прикрыл глаза и отрешился от трактирного шума; выгодный момент для того, кто надумает поквитаться с Проповедником и разнести ему голову выстрелом в упор. Мои пальцы миллиметр за миллиметром двигались сквозь липкое мозговое вещество, прокладывая себе путь между развороченных пулей полушарий и приближаясь к таламусу. Я отчетливо почувствую, когда обнаружу его. Не физически, нет, а на совершенно другом, подсознательном уровне. Это будет неприятно — словно подсматриваешь в замочную скважину за чужой личной жизнью, — но так необходимо. Я не впервые проводил исследование таламуса у трупов и до сих пор не сумел привыкнуть к тому, что при этом происходило. Ты словно не копался в сгустках жировых тканей, а принимал дозу сильного галлюциногена. Галлюцинации, или сны наяву — самое верное объяснение моим ощущениям.
Как всегда, «приход» случился резко и неожиданно. Лавиной накатила чужая жизнь со всеми ее интимными подробностями. Но их львиная доля меня не интересовала. Обладая кое-каким опытом, я уже знал, где именно искать нужную информацию и как быстрее извлечь ее на поверхность.
Покойный Кастор не солгал — последние пару лет ему и впрямь не везло. Выбрал не ту сторону в недавней войне диктаторов южных провинций, был ранен и чудом унес ноги после разгрома войска своего нанимателя. Лишился практически всего: личных вещей, оружия, но самое обидное — изрядной доли авторитета. Если бы не заначка, предусмотрительно оставленная Кастором на постоялом дворе в фуэртэ Марипоза — револьвер, немного денег и кое-какие предметы первой необходимости, — ему пришлось бы совсем туго.
Идем дальше… Участие в сомнительных альянсах и несколько провальных авантюр по быстрому обогащению еще больше пошатнули авторитет Кастора. Устроиться в мерсенарии к диктатору после членства в бандитской шайке крайне проблематично, поэтому Кастор и не пытался возобновить прежнюю жизнь. Просто скитался от поселения к поселению, попутно осваивая секреты калибрика, которым раньше не увлекался. Трактирная игра тоже могла посодействовать поднятию авторитета, недаром маэстро калибрика вообще не носят оружие — им рады в любом скитальческом альянсе и оберегают как зеницу ока. Еще бы, ведь им по силам всего за несколько минут обеспечить деньгами и себя, и опекающих их товарищей. Кастор мечтал дорасти до маэстро игры. От мечтателя требовалось только одно — почаще выигрывать, а в идеале — не проигрывать вовсе. На свою беду, скиталец позабыл один из принципов этого мира, который гласил: чрезмерное стремление к идеалу зачастую ведет не к цели, а толкает в пропасть Дисбаланса.
Да, Кастор являлся одержимым, как ни прискорбно было это признавать.
Сказать по правде, это была даже не одержимость — так, легкая безобидная мания. Но четкий отпечаток Дисбаланса я обнаружил в голове Кастора практически сразу. Словно след ящерицы на гладко выметенном ветром песке, словно мутная струя грязи в прозрачном ручье, словно облачко, возникшее на бездонно-голубом небе… Только не ложка дегтя в бочке меда — помеха не уничтожала общей гармонии моих видений, она лишь вносила в них незначительные отклонения.
Одержимость Величием — нечто вроде профессионального заболевания скитальцев, причем поражало оно далеко не каждого из них. Вспышки одержимости случались как единичного, так и массового характера, хотя к инфекционным это заболевание не относилось, скорее — к психическим отклонениям. Одержимость была словно паника — прежде всего она поражала слабых духом. Кастор являл собой типичный пример жертвы одержимости — обиженный на жизнь, впавший в отчаяние молодой человек, ступивший на тропу поражений и потерь. Таких заматерелых скитальцев, как Квинт, одержимость обычно обходила стороной, но и здесь попадались свои исключения.
А вот у кого я ни разу не наблюдал одержимость Величием, так это у диктаторов, их приближенных, а также оседлых обитателей Терра Нубладо. С первыми двумя категориями выходила парадоксальная ситуация. Казалось бы, подобравшись к вершине Олимпа, эти люди просто обязаны были впадать в одержимость, которая легко превратила бы их в натуральных богов. Ан нет! Похоже, образ жизни диктаторов и их сподвижников награждал их иммунитетом к болезни «черни» — другого объяснения я не видел. Теория моя была подкреплена доказательствами. Если свергнутые диктаторы обычно не выживали, то их ближайшие соратники, оставаясь в живых, превращались в обычных скитальцев и утрачивали прежнюю невосприимчивость к одержимости. Загадка иммунитета оседлых тоже наверняка имела аналогичное объяснение. Но у этой, самой многочисленной, однако и самой странной группы населения хватало других загадок, и иммунитет к одержимости являлся не главной из них.
Одержимость вторгалась в сознание жертвы внезапно — будто ломался психологический барьер или сгорал в голове некий предохранитель. Относительно ровная цепочка колебаний своеобразной «энцефалограммы» — так схематически отражалась у меня перед глазами жизнь Кастора и других, ранее обследованных мной одержимых — нарушалась резким скачком, после которого ритм колебаний заметно менялся, хотя и оставался стабильным. После этого скачка жизнь одержимого начинала протекать по иным нормам, несовместимым с существующими в Терра Нубладо. И пусть даже сам одержимый зачастую не собирался причинять вред обществу, он все равно становился социально опасен. Словно водитель-лихач из моего родного мира. Беспечный ездок не стремится кого-то задавить, он лишь пытается самоутвердиться. Однако плату за его самоутверждение несут те, кто случайно оказывается под колесами его автомобиля.
Единственной жертвой одержимости Кастора пал он сам. Его партнеры по игре, оставшиеся с пустыми карманами и уязвленным самолюбием, страдали разве что морально и уж тем более не умирали. Кастор являлся всего лишь мелким обманщиком, а не злодеем. Истинные маэстро калибрика долго учатся искусству просчитывать партию на много ходов вперед, исходя из стиля игры противника. Тому, кто взял игровые фишки лишь три недели назад, при всем старании было невозможно овладеть подобным мастерством без озарения свыше. Впрочем, как и мастерством профессионального шулера. В Терра Нубладо не верили в озарение, поскольку здесь оно являлось первейшим признаком одержимости Величием. И мне вновь пришлось подтвердить эту истину…
