Что здесь началось!!! Деревья вокруг словно с ума посходили: вытаскивая из земли корни, они хватали ими Калькониса и тянули его к себе; кустарники старались опутать философа чудовищно удлинившимися побегами; даже трава, шевелясь и извиваясь, пыталась заползти под одежду! А там, где секунду назад еще был виден кусок оксамита, теперь творилось что-то невообразимое! Огромный шар из растений всех форм и видов, шевелясь и вздрагивая, катился на Калькониса!...
Конечно, сэр Лионель - храбрый человек, но не до такой же степени! Поэтому он использовал все свои физические данные, чтобы не стать одной из мириад травинок в теле Флораты!... Ноги сами несли Калькониса, и в этот момент он им вполне доверял, правда, мало понимая, куда именно они несут его! Он опомнился лишь тогда, когда его трясущиеся руки захлопнули за ним тяжелую дверь...
Стало очень тихо. По ногам стекали струйки воды (когда только он успел перебраться через речку Малахитку?!), Кальконис замер и принюхался. Запах показался ему знакомым. С этим запахом у него было что-то связано... Хорошее или плохое? - вопрос в данной ситуации совсем не праздный! Тем более что кто-то настойчиво хватал философа за мокрые ноги!
Кальконис обернулся. Да, он ожидал увидеть все что угодно, но это было чересчур! Дедушка-баенник, выбравшийся из-под полка, где он играл в кости с коллегой по банному искусству - лохматой, страшной старухой-обдерихой, тряс его за ногу!
- А-а-а, старый знакомый! Проходи на полок, располагайся, а мы уж тебя попотчуем!
Баенник взмахнул руками, и его борода метелью облепила старческое тело. В руках старика появился крапивный веник, едва ли не с него ростом! Баенная матушка-обдериха обернулась гигантской драной кошкой и, мурлыкая себе под нос, стала обходить Калькониса с фланга. Оценив диспозицию, философ решил смертельно измотать противника, поэтому применил свою излюбленную тактику - просто дал деру!
О, как самозабвенно он отступал! Пятки еще неделю после этого требовали к себе бережного отношения! Кальконис расслабился лишь после того, как стрелой пронесся мимо опешившего от его вида Эфандра и захлопнул за собой дверь гридни. Он опустился прямо на пол (большая лужа стала быстро расти под ним, намекая на...) Но Кальконису было не до таких пустяков. Уняв готовое взорваться сердце, он с облегчением прошептал:
- А сон-то оказался не вещий!...
Как заблуждался последователь римских стоиков! Послышались возбужденные голоса, и кто-то бесцеремонно отодвинул Калькониса дверью в сторону - вместе с его лужей. На пороге появились три физиономии, единодушно желавшие превратить многострадального поэта во что-нибудь мелкое и безобразное...
- Лечить вам его надо от недержания... уважаемый лекарь! - недовольно проговорил Руц. - А то ведь никуда не годится - он с улицы и прямо за это дело... Срамота!... А за собой пусть сам убирает! - закончил Руц и даже плюнул в сердцах под ноги съежившемуся Кальконису.
- Он уберет... - пообещал Аваддон тихим голосом, И Кальконис понял, что только сейчас и начинаются его главные неприятности. - Он все уберет!!
Отроки пошли по коридору, о чем-то возбужденно переговариваясь. Аваддон вошел в комнату, закрыл за собой дверь. (Пло-о-отно так закрыл!) И наклонился к философу, у которого от страха перед предстоящей экзекуцией сердце не то что в пятки ушло, а вместе с речной водой прямо на чистые плахи пола вытекло!
- Чем хвалиться будете, достойный сэр Лионель де Кальконис? - Чародей умел произносить имя философа с такими интонациями, что самому Кальконису становилось противно! - Успешно ли завершилось дело, которое я поручил вам?!
- Н-н-не совсем...
- А что вам помешало в этот раз? - Спокойный голос чародея не предвещал философу ничего хорошего.
- К-к-княжич...
- Что - княжич?
Аваддон уже поднял тело Калькониса с пола и теперь держал его на весу, медленно сжимая пальцы на тонкой шее "светоча философии".
- Княжич... пращей... выбил шкатулку... у меня из рук... - хрипел Кальконис. - Я не виноват... я был... почти на месте...
- А ты не лжешь?! - Пальцы ослабили хватку, и сэр Лионель подумал, что сегодня, быть может, ему удастся дожить до вечерней зари.
- Это правда, магистр Аваддон! - Голос предательски дрожал. - Истинная правда!
О том, что его простили, Кальконис догадался во время свободного полета от двери к противоположной стене. И даже об стену он ударился не то чтобы больно, а так... Слолзая по гладким бревнам на широкую лавку, Кальконис видел, как к нему приближается фигура чародея. Но продолжения экзекуции не последовало. Аваддон опустился рядом на лавку и сочувственно посмотрел на "компаньона" - страдальца.
- Значит, говоришь, княжич помешал?..
- Да...
Смотреть на чародея снизу вверх, да еще с телом, свернутым в спираль, было крайне неудобно. Но Кальконис даже моргнуть боялся, чтобы не вызвать новую вспышку гнева у Аваддона. Чародей о чем-то глубоко задумался. Потом, словно окончательно что-то для себя решив, сказал:
- Завтра никакие силы двух обитаемых миров не помешают мне избавиться от кудесника! Он навсегда исчезнет с моей дороги!! - И через минуту добавил уже совсем другим голосом: - Вечером я буду занят. Поэтому прибери здесь все. У нас будут гости...
Глава 9
ДЕВА ТОНКОГО ДЫХАНИЯ
Вечерний сеанс лечения оказался для Аваддона знаменательным. Когда чародей вошел в одрину князя, Годомысл стоял у оконного витража, опираясь на плечо Ярила-кудесника! Лицо князя светилось непередаваемым восторгом.
- Поистине ты сказочный лекарь! - Голос князя так и звенел от переполнявших его чувств. - Сознаюсь, что не поверил я тебе вначале. За что готов повиниться!
- Что вы, князь Годомысл, моя заслуга лишь в том, что я смог пробудить силы в вашем организме, все остальное сделал несокрушимый дух воина!
Аваддон сам был несколько обескуражен поворотом событий. Он никак не мог предположить, что князь пойдет на поправку столь стремительно! Совсем не этого хотелось чародею. Однако вида он не подал.
- Я тоже готов признать за вами великие знания целителя! - Аваддону было непривычно слышать голос кудесника, который все эти дни безмолвной статуей безотлучно находился при князе. - Я благодарю вас за князя и прошу вашего согласия величать вас "кудесник-целитель"! Этого звания даже я - в мои большие годы - не заслужил еще!
С этими словами Ярил повесил на шею Аваддону, склонившему свою голову, небольшой амулет в виде двойной стрелы. Слова Ярила были искренни. И у чародея где-то в глубине его непроницаемо-черной и погрязшей в пороках души шевельнулось некое подобие доброго чувства к нему. Аваддон даже испытал легкий укор совести, потому что он уже решил участь Ярила и приговорил его своим судом... Но чувство раскаяния посетило его на столь короткий миг, что он едва заметил его и... сразу же благополучно о нем забыл.
