Мы поели в пустом грязном кафе, где в углу были свалены разбитые, перевернутые столы и стулья, а когда собрались, Томас сказал, что теперь поведет он. Но дальше ехали мы не очень долго, дождь лил все сильнее, по разбитому покрытию пузырилась вода, а сумерки из-за паршивой погоды наступили раньше обычного. Наконец Томас решил, что дальше он не поедет, а лучше нам заночевать — но и это решение тоже оказалось не так-то легко выполнить, потому что он вел машину в этой сплошной пелене дождя еще с час, разыскивая безопасное место, где можно остановиться. Наконец, он съехал с дороги на какую-то не очень раскисшую колею, отвел джип подальше и выключил фары. Дорогу, по которой мы ехали, отсюда было почти не разглядеть, но зато и мы, наверное, оттуда были не видны. В проклятом джипе впятером сидеть было просторно, а вот спать — не очень, в результате мышцы у меня свело, и они ныли точно после тяжелой физической работы. Проснулась я от того, что Томас толкнул меня в бок. Я вскинулась, в джипе слабо светилась какая-то лампочка на панели, а снаружи было совсем темно.
— Автоколонна идет, — сказал он. — Хочешь посмотреть?
Я вылезла из машины. Господи, до чего же приятно пройтись по земле, даже если под ногами и не совсем земля, а какое-то вязкое месиво. Дождь, правда, прекратился, и вокруг стоял странный, острый, живой запах — запах земли, в которой что-то происходит, постоянно, исподволь, незаметно для глаза.
Дорога больше не была черной — по ней медленно проплывали огни фар, они отражались в лужах, дробились, до нас донесся глухой надсадный гул. Это была здоровущая автоколонна — вереница груженых бронированных машин, она тянулась и тянулась — всего я насчитала восемь грузовиков.
— Они редко бывают такими большими, — сказал Томас, незаметно возникший из тьмы. — Обычно машины три-четыре, не больше. Они стараются проскочить за счет скорости.
— Откуда ты знаешь?
Дело в том, что такие автоколонны редко заходили в город. Они разгружались где-то на своих складах, то ли за городской чертой у старой тюрьмы, то ли около военного аэродрома. А может, таких точек было несколько.
— Да я сам ходил с такой. Недолго, правда.
— Страшно было?
— Как когда, — честно ответил Томас. — А один раз нас подстрелили. Поэтому я и съехал с дороги — лучше задержаться или сделать лишний крюк, но никому не попадаться на глаза.
Я неуверенно кивнула. И раньше знала, что дорога опасна, но как-то не задумывалась над этим. Томас не производил впечатления паникера — но он вел себя более чем осторожно именно потому, что хорошо представлял себе, что тут делается.
— Томас, — сказала я, — я тут говорила с одним драйвером. Знаешь, он рассказывал какую-то странную историю. Про то, что их не пустили проехать через какой-то город, и что там было какое-то зарево и вообще было странно… глупо звучит, но, знаешь, он не из тех, у кого воображение богатое. А мы ведь последнее время ничего не знаем о том, что вокруг творится. Просто никаких известий не получаем.
Он помолчал. Автоколонна проехала, последние уходящие огни метнулись по мокрой, разбитой дороге; по черной земле, которая поглощала любой свет втягивала в себя, не отпускала; по его лицу — на секунду четкие черты дрогнули, поплыли, словно вода под ветром…
— В том, что их куда-то там не пропустили, — сказал он наконец, — нет ничего странного. Их терпят, но не любят, драйверов. Они, знаешь, ребята отчаянные — там только такие и держатся. Мало ли, что они там натворили. А что касается того, что там все выглядело странно… понимаешь, вообще-то ходят слухи, что с какими-то местами просто пропадает связь. Но, по-моему, это не относится к крупным городам, а до мелочи ни у кого руки не доходят. А может, ему просто померещилось… Не знаю.
Я вздохнула.
— Где мы вообще живем? — говорю. — Раньше было точно известно, что может быть, а чего — нет. А теперь все готовы поверить во что угодно.
Томас пожал плечами. Может, он относился к тем рационального склада людям, которые вообще предпочитают не забивать себе голову всякими глупостями.
— Пошли, — говорит, — теперь до утра ничего интересного не будет.
Мы вернулись к джипу, и я увидела, что от машины отделился темный силуэт. Кому-то еще не спится.
— Эй! — негромко окликнул Томас.
— Это я, — откликнулась Кристина.
— Как твои дела? — спросил он. — Отошла немного?
Она устало сказала:
— Ага. Пока машина не едет, все в порядке. А может, завтра легче будет. Я думаю, это дело привычки.
— Ну-ну, — неуверенно отозвался Томас. Кажется, он не верил в приспособляемость.
— Нам еще долго ехать? — по-моему, и сама Кристина в эту приспособляемость не очень-то верила.
— Если бы не было всяких посторонних факторов, — ответил он, — я бы сказал — дня четыре. При условии, что мы не будем очень гнать, а будем щадить себя и машину. Но, учитывая, что на дорогах творится… надо будет, кстати, радио послушать.
Он нырнул на переднее сиденье и вылез, держа в охапке какую-то темную массу, которая распалась на портативный приемник и пластиковый коврик. Развернул коврик, устроился возле машины и врубил радио, правда, негромко. Оттуда доносился треск, шипение, странные плывущие звуки, потом какой-то горячечный голос, который кричал:
— А мне наплевать! Кто остался? Никого там не осталось! Дай мне два самолета, по крайней мере! Ну, хоть один! Я эту заразу выжгу… — Голос замутился, побледнел и ушел в сторону; опять раздался сухой треск атмосферных разрядов, потом вдруг выплыл еще один голос, женский, бодрый до идиотизма:
— А сейчас для наших мужественных парней, которые рискуют жизнью на дорогах, певица Ника Зарудная споет песню «Сегодня я с тобой, орел мой горный».
— С ума посходили, — пробормотал Томас, вырубил радио, которое уже начало самозабвенно выводить:
Сегодня я с тобой, орел мой горный,
Сегодня я уже не буду гордой.
и полез обратно в машину.
Кристина задумчиво поглядела ему вслед.
— Я его боюсь, — сказала она. — Как тебе удается с ним ладить?
Я честно сказала:
— Сама его боюсь. Но он, по-моему, ничего плохого не хочет. Просто себя так держит.
— Мне тут неуютно, — говорит она. — Остальных я тоже не знаю.
— С остальными все понятно. Они-то как раз на виду. Игоря я давно уже знаю — года два-три. Он хороший мальчик. Разумный, спокойный. Он с виду выглядит слабым, но мне кажется, что это не так. Просто домашний мальчик, вот и все. А Герка… я его самого не очень хорошо знаю, так, общие знакомые. Но, в общем, таких людей тоже хватает. Он привык быть сильным… ему это очень важно, думаю. А кто сейчас сильный? Вот он и мучается.
