- А что означает "2261 г."?
- Я думал об этом. По-моему это марка.
- Вы, Лаэрт Анатольевич, ошибаетесь, - сказал Костя. - Это означает 2261 год. Дело в том, что заинтересовавший вас маломерный блок индивидуального хронопереноса еще не изготовлен. Вернее, пока не изготовлен, потому что он будет сделан только в двадцать третьем веке. В 2261 году. И эти ребята, которых вы видели у Петра на кухне, тоже из двадцать третьего века. Зовут их, кстати, Златко и Бренк.
Выпалив все это, Костя покосился на Петра. У того даже глаза были вытаращены от изумления. Быстро-быстро, чтобы Петр не успел вмешаться, Костя продолжил:
- Когда Букина доклад делала на уроке ботаники, в классе в самом деле были слышны их голоса. У них исчез эффект кажущегося кажущегося неприсутствия. Это каждый из нашего класса подтвердит, хоть завтра спросите. Потом у Златко и Бренка блок хронопереноса тоже полетел. На метеоплощадке мы с ними и познакомились, когда они уже полностью стали и видимыми и слышимыми. А неправду мы вам сначала просто вынуждены были сказать: они, Златко и Бренк просили все держать в тайне. Да и в самом деле: нельзя же, чтобы все узнали о том, что среди нас есть люди из будущего, из двадцать третьего века. Это может привести к изменению в ходе истории. Но вам мы доверяем, так что, надеемся, все останется между нами.
Лаэрт Анатольевич покрутил бородатой и всклокоченной головой.
- Это надо на педсовет, - пробормотал он.
- Да вы послушайте, - продолжал Костя терпеливо. - Все это очень просто и только на первый взгляд выглядит невероятным...
И отмахнувшись от Петра, который уже немного пришел в себя и хотел было вступить в разговор, он начал рассказывать все по порядку с самого начала.
Минут через двадцать Лаэрт Анатольевич, лицо которого во время Костиного монолога ежесекундно менялось, отражая всю гамму переживаемых им чувств, ударил себя кулаком по лбу. Потом он забегал по кабинету взад и вперед. И наконец застыл на одном месте, так и впившись взглядом в схему на экране. Губы его неясно шевелились, он словно бы открывал в конструкции нечто такое, что укрылось от него раньше, а теперь вдруг стало ясным и доступным.
Костя понял: Лаэрт Анатольевич поверил! Поверил!! Да и как было не поверить, если все доказательства такого невероятного события, как появление людей из будущего, были налицо.
- Теперь вы все знаете, - закончил Костя устало. - И думаю, отдаете себе полный отчет в том, что никто, кроме нас с вами, ничего не должен об этом знать.
- Конечно! Еще бы! - воскликнул Лаэрт Анатольевич, все так же блуждая взглядом по хитросплетению деталей на экране. - Теперь я, пожалуй, могу предположить назначение вот этого блока... должно быть... но вот это, вот это... Загадка... Наверняка при аппарате есть инструкция! Не может быть, чтобы ребятам доверили, пусть они даже из двадцать третьего века...
В Костиной душе шевельнулось еще неясное, но нехорошее предчувствие. Он взмолился:
- Лаэрт Анатольевич, да вы же не должны даже думать об этом, сами понимаете!
- Еще бы! Конечно!! - Лаэрт Анатольевич спохватился, на мгновение его взгляд стал более осмысленным.
Но сейчас же он жадно спросил:
- Послушай, ведь у них, ты говорил, и другой аппарат есть? Этот, как его... кварелескоп? Снимает и тут же все воспроизводит, как наяву... Это потрясающе! А его схему вам не удалось повидать?
- Лаэрт Анатольевич, - воскликнул Костя с укоризной.
- Да, да, - учитель снова спохватился.
Он повторил, словно убеждая в чем-то самого себя:
- Они снимают фильм о нашей школе и об этом никто не должен знать, кроме нас. Иначе случится поворот в ходе истории.
- Не снимают фильм, а снимали, - поправил его Костя, - теперь уже не могут снимать.
- Снимали фильм о нашей школе, и его будут показывать в двадцать третьем веке, - повторил Изобретатель, как эхо.
И тут, как стало Косте совершенно ясно, Лаэрта Анатольевича вдруг посетила какая-то новая мысль.
- Нашу школу будут показывать, - пробормотал Изобретатель. - В двадцать третьем веке показывать...
Пораженный этой новой мыслью, Лаэрт Анатольевич сначала обвел взглядом кабинет физики, потом прикрыл глаза и словно бы стал к чему-то прислушиваться в самом себе.
- Кабинет физики, - вымолвил наконец Изобретатель, - тоже показывать будут...
Вслед за всем этим в Лаэрте Анатольевиче, похоже, пришла в действие неведомая пружина: учитель сорвался с места и бросился к двери, на ходу выкрикивая:
- Все равно без педсовета не обойтись! Тут и думать нечего! Сейчас все еще в учительской!
Он задержался, но только на мгновение, как бы посчитав своим долгом сообщить Косте и Петру, почему, собственно, все учителя теперь находятся в учительской:
- Они страхового агента ждут! Будут страховаться от несчастных случаев. А вы меня ждите здесь!
Дверь захлопнулась.
Петр, все это время хранивший угрюмое молчание, дернул за ручку, но тщетно. Существовало в кабинете физики еще одно техническое чудо электронный замок. Надо было знать его секрет, чтобы уйти. Тогда Петр уселся за один из столов и стал мрачно смотреть в окно.
Костя было устроился рядом с ним, но Петя тут же пересел на другое место и с ненавистью произнес:
- Эх ты! Они же нас просили, доверились, а ты!
- Но ведь нельзя было иначе, - не очень уверенно ответил Костя. - Он и так почти все знал. Вот взял бы да и пошел к тебе домой и сказал твоей бабушке, что видит сквозь стену, и что она говорит ему неправду. К тому же не думал я, что он тут же побежит на педсовет. Мне казалось, он все поймет!
- Ты лучше замолчи! - угрюмо посоветовал Петр. - Я с тобой больше не знаком!
Костя замолчал. Ничего другого не оставалось, и он стал анализировать все то, что случилось.
Похоже, и в самом деле он сделал ошибку?
Медленно, в тишине и молчании, потянулись минуты.
Наконец дверь с треском распахнулась, и в кабинет физики, мешая друг другу, ворвались директор школы Степан Алексеевич, Лаэрт Анатольевич с Аркадией Львовной, которая тащила за руку Марину Букину, и все остальные педагоги.
Но на Петра и Костю никто из них не обратил ни малейшего внимания.
Сразу же Лаэрт Анатольевич бросился к пульту управления и стал нажимать разные кнопки. И раз за разом на большом экране стала повторяться одна и та же картина...
Шоколадный Златко копался во внутренностях блока индивидуального хронопереноса. Бренк сидел рядом с ним, а сквозь кусты жасмина продирались Петр и Костя. Затем весь экран крупным планом занимали хитроумные детали схемы; и после этого все начиналось сначала.
Наконец Лаэрт Анатольевич погасил экран, и вся компания, сыпя односложными восклицаниями, исчезла столь же стремительно, как появилась.
