— Я бы хотела за фирму выйти, — сказала Катька.
— Что еще за фирма такая?
— Сначала я поступлю на конкурс красоты!
Бабушка с внучкой ввергались в пустой спор, и Доник поспешил вмешаться:
— Помолчали бы! Нас же пришельцы слушают!
— Они слушают? — мама только сейчас об этом догадалась. — Какая гадость! Им никто не давал права.
— Конечно, не давал, — сказал Доник. — Только они не спрашивали.
— А ну, идите отсюда! — закричала мать. — Сейчас же! Чтобы и духу вашего не было.
— А кого ты конкретно гонишь? — спросил Доник, а Катька захихикала.
— Она знает, что гонит, — сказала бабушка. — Признавайся, кто в кухонный стол флакон французских духов подложил?
— Это я сама забыла, — сказала мать.
— Когда же ты себе по восемьдесят рублей духи покупала, а потом в кухонном столе забывала?
— Это мне подарили, — ответила мать, которая в это уже почти верила.
— Подарил один мужчина, который просил никому не показывать.
— Что же за мужчина! — не выдержала Катька. — Водопроводчик Колька?
Он свою жену испугался!
Мать рассердилась, выбежала из комнаты в коридор, а бабушка крикнула ей вслед:
— Погоди, Вера, ничего в этом плохого нет!
— Если бы меня заподозрили, что я такие подарки принимаю, меня бы со света сжили! — заявила Катька. — А матери можно, да?
— Ты бы пошла, попросила у Веры прощения, — сказала бабушка. — Иди, иди, ничего твоей гордыне не станется.
Доник взял с обеденного стола «Теоретическую физику» Гордона-Смита, новенькую, в синем переплете, он о такой и не мечтал.
— Давно лежит? — спросил он бабушку.
Катька все же встала, пошла в коридор за матерью.
— А это не ты положил? — удивилась бабушка.
— Наполеон положил, — сказал Доник.
Бабушка взяла книгу и стала разглядывать.
— Я только не понимаю, — сказала она — книга настоящая, ты как думаешь.
— Совершенно настоящая.
— Значит, они ее скопировали, — сказала бабушка. — С другой. А где они другую взяли?
— Может, у меня в голове?
— А она у тебя в голове была?
— Нет, вся не была, я ее всю не читал.
— Значит, они ее нашли и копию сделали, — сказала бабушка. — И это меня беспокоит. Пока они копии здесь делают, — прямо в комнате, ну ладно, я еще понимаю. Но когда они неизвестно с чего копируют, значит, они уже всю Землю освоили?
— Я тебя понимаю, — сказал Доник. — Получается, что и в библиотеке были и передали по своим каналам связи формацию, а здесь ее получили.
— Значит, они все умеют.
— Тебе страшно, баб?
— А чего бояться, — сказала бабушка. — Может, неудобно, что кто-то сидит, смотрит на нас с тобой, думает и молчит. Но раз он нам с тобой не гадит, то я молчу. А если старается нам лучше сделать, тем более молчу. Кто мне добро делал? По пальцам можно перечесть. Добро — ценность редкая. Дай уж мне на их добро хоть злом не отвечать.
Разве хуже, чем мы живем жить возможно?
Пришел Барбос. Он втиснулся из коридора в щель прикрытой двери, кончик его хвоста подрагивал — он чувствовал себя охотником.
И было отчего — в зубах он нес мышь.
Счастье охотника светилось в глазах кота.
— Что, — спросил он у Барбоса, — тебе тоже сделали подарок? Ты теперь тоже счастливый ходишь?
Барбос сделал движение хвостом и положил придушенную мышь у ног бабушки, — он делал ей большой подарок.
— Убери! — сказала бабушка. — Сейчас Вера придет, такой крик поднимется…
Барбос понял, взял мышь и унес ее под диван.
— Тоже пришелец? — спросил Доник.
— А разве Барбосу счастье не полагается?
— Как мы привыкнем, — рассуждал вслух Доник, — они тут же обернутся автоматчиками…
— И что? — спросила бабушка. Перед ней на столе появился еще совсем-совсем целый моток синей шерсти. Бабушка осмотрела его и кинула в корзинку с вязанием.
— И уничтожат.
— Хорошая шерсть, — сказала бабушка. — Натуральная.
Послышался звонок в дверь.
Один звонок — общий.
— Откроют, не бегай, — сказала бабушка.
Но Донику не сиделось, он выглянул в коридор. Дверь открыла Катька.
В дверях стоял бледный, даже зеленоватый Аполлон-Союз. За ним еще какие-то люди, такие стоят у винного отдела.
— Здесь пацан живет? — спросил Аполлон-Союз. — Очкарик!
Язык плохо слушался Аполлона, и тот старался выговаривать слова медленно и внятно.
— Я здесь! — Доник вышел в коридор. Он сразу понял, что разыскивают его.
— То-то что здесь, а ты не таись! — сказал строго Аполлон-Союз. — Ты что наделал, а?
— Я ничего не делал. — Доник вдруг испугался. Он пришельцев так не боялся, как этого человека, от которого исходила глухая злоба.
Все, кто был в коридоре и на лестничной площадке, смотрели на Доника кто с испугом, кто с тревогой. Салима не могла скрыть злорадства.
И даже губы ее уже зашевелились, чтобы сказать: «Я же предупреждала!».
— Я чуть Богу душу из-за тебя не отдал. Пол-улицы изблевал. Водка-то была отравленная! — сказал Аполлон-Союз. От злобы он весь подобрался, сосредоточился. — Ты зачем продался? Ты мне ответь и всему народу — кому продался?
— Вы чего к мальчику пристали? — пискнула бабушка, и Доник вдруг увидел ее чужими глазами и понял, какая она маленькая, субтильная, одним пальцем можно перешибить.
— Молчать! — зарычал Аполлон-Союз. — Всем молчать по стойке… Пей, говорит, водку! Отравитель!
— Я вам говорил, что не надо. А вы сказали, что в ней сорока градусов не будет.
— Провокатор, вот он кто, — сказал Коля-водопроводчик, что пришел с Аполлоном, — душить таких нужно уже в колыбели.
— Я же товарищей угостил, — Аполлон-Союз широко провел рукой, но рука ударилась о вешалку. Аполлон-Союз длинно выругался.
— Вы не умеете себя вести, — сказал Лев Абрамович из дальней комнаты.
— Вот именно, — сказал кто-то темный от двери. В квартиру вливалось человеческое месиво, что пасется возле винного магазина.
— Теперь я заражен радиацией и мне жить осталось несколько часов, если не найдем способа отвезти меня в свободно конвертируемую страну, понял?
— С чего вы решили? — спросила бабушка.
— У него в бутылке был пришелец, — сказал Доник бабушке. — Он водку стал пить — наверное, пришелец не знал, что водку пьют… и погиб.
— Ах, не знал! Нет, знал! Предупреждаю, сам погибну, как в Чернобыле четвертый реактор, но тебя с твоими пришельцами уничтожу!
— Да ты придуши его, милиция возражать не будет, — сказал один из собутыльников.
— Вот я сейчас вызову милицию, тогда посмотрим, кто хулиган! — сказала бабушка. — Вера, звони по ноль-два!
