Отчаянный визг вывел Фокса из столбняка. Мальчик обернулся. Его сестра, раскинув руки, висела в воздухе посреди комнаты - на высоте своего роста, длинные волосы волной свешивались вниз, струясь с запрокинутой головы. Подол платья облепил коленки сверху и тряпкой провис под ними...
Фокс как подброшенный рванулся вверх по стене - на стул, на спинку стула, на полку - к деревянной коробке на шкафу, задвинутой поглубже. Не удержал, она вывернулась из рук, грохнула об пол. Из-под отскочившей крышки вылетел отцовский пистолет. Фокс прыгнул на него сверху, потянулся к рукоятке...
И с новой силой ударил слепящий поток из дверей. Фигура чужака на несколько секунд прорисовалась целиком. Он стоял - нет, словно висел, касаясь ногами земли, - на пороге, высокий, слишком тонкий для человека, с удлиненной, сплющенной с боков головой.
Фокс застыл, не в силах двинуть даже пальцем. Все силы его ушли на то, чтобы повернуть голову - и успеть увидеть, как Саманту втягивает в себя постепенно гаснущий световой квадрат, раскрывшийся на месте окна...
Вот тогда он впервые и ощутил настоящее бессилие - чувство, которое преследовало его всю дальнейшую жизнь. Невозможность помочь, невозможность доказать, невозможность объяснить - все это стояло в одном ряду. И сцеплены эти невозможности были между собой так прочно, что не оставалось сомнений: они - звенья одной цепи и вызваны одними причинами... только и это тоже невозможно было доказать.
Для себя Молдер уже давно уяснил: патологическое неверие подавляющего большинства человеческих существ в то, что контакт с иным разумом давным-давно состоялся, и состоялся совсем не так, как им, человеческим существам, хотелось бы, - это неверие внушено именно иным разумом и поддерживается постоянной пиаровской кампанией в газетах и на телевидении; кампания проводится настолько грамотно, что стала самоподдерживающейся; противопоставить неверию, которое, в сущности, не что иное как "вера в отсутствие" - нечего. Даже самые четкие и прямые доказательства будут априорно, без всякого рассмотрения, отметаться с насмешками...
Оставалось сжать зубы и копить, копить, копить, копить доказательства в смутной надежде на то, что будет наконец подобрана и водружена на место та самая последняя сказочная соломинка, которая переломит спину упрямому, недоверчивому верблюду...
Но запасы терпения у Молдера оказались хоть и велики, но вполне исчерпаемы, и приходилось время от времени - и все чаще и чаще - объяснять себе самому, что люди ни в чем не виноваты, они не ведают, что творят, их следует жалеть - и терпеливо, подобно тому, как капля воды точит дамбу...
Все это было в общем-то понятно. Укладывалось в голове. Но никак не укладывалось в сердце.
Молдер чувствовал себя бегуном на какую-то чудовищную дистанцию, который позабыл счет кругам и каждый раз пытается финишировать, но ему машут с трибун: еще, еще беги!..
И - никак не привыкнуть к предательствам. Хотя по форме своей они и не предательства вовсе, а так: следование должностным инструкциям.
Скорее, наоборот - помогая ему, люди нарушали закон. Специально написанный для того, чтобы никто не смел помогать таким, как он...
Сенатор Мэтисон вовсе не был обязан прикрывать его. И "X" вряд ли действовал по заданию своего прямого непосредственного начальства. Скиннер тоже не всегда вел себя, как последний засранец... хотя было всякое.
И еще: Молдер остро ощущал свою униженность и неполноценность. Противник полагал себя настолько неуязвимым, что готов был терпеть назойливую, но очень мелкую мошку, которая где-то вьется, вьется... да, терпеть, не замечать и даже не пытаться прихлопнуть. Иногда разве что дунуть, плюнуть, отмахнуться небрежно...
И что может сделать мелкая назойливая мошка в таких обстоятельствах? Отращивать жало или писать заметки в "Роллинг стоунз"?
Если, допустим, Скалли похитили военные... так же, как и его самого в прошлом году...
И что ты сделаешь? Украдешь атомную бомбу и станешь всех шантажировать?
Вообще-то эта мысль приходила ему в голову и раньше. Заняться банальнейшим шантажом. Взять заложников. Заставить к себе прислушаться хотя бы такой страшной ценой. Почему "X" или какой-нибудь "Y-Z" могут вытворять что хотят, а Фокс Молдер - нет?
Но от этой затеи его все время, к счастью, что-то отвлекало... Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
18 августа 1994
13 час. 54 мин.
- Вы выдвигаете тяжелые обвинения, Молдер...
Замдиректора Скиннер тяжело опустился в свое кресло "Босс", и оно осторожно, шепотом, заскрипело.
- Вы утверждаете, что агент Алекс Крайчек был завербован некой сторонней организацией для наблюдения за вами и за всем расследованием по делу Дуэйна Берри... и кроме того, вы обвиняете его в саботаже, в нескольких предумышленных убийствах...
- Да, - сказал Молдер.
- Слишком много крови для такого маленького документа, вам не кажется? И вы понимаете, надеюсь, что все это, - Скиннер поднял бумажный листок за угол и пополоскал им в воздухе, - требует очень серьезного подтверждения фактами? Очень серьезными фактами, Молдер. Очень серьезными...
- Да, сэр, разумеется...
...Но как доказать, что последним словом Дуйна Берри было слово "яд"... Не было женщины, любившей Берри, и не было у них сына: Молдер прочел тогда по губам: "poison", а не "my son"... легко ошибиться. Но теперь он точно знал, что не ошибся. Потому что утром нашли тело механика подвесной дороги. Он лежал с пробитой головой в придорожных кустах, слегка прикрытый ветками. И опять же не было прямых доказательств, потому что нельзя считать доказательством слишком честный взгляд и слишком ровный голос, когда тебе рассказывают о том, что вот: послышалась какая-то подозрительная возня за домом, побежал посмотреть, но там ничего не оказалось, а когда вернулся, механика уже не было на месте, и мотор канатки не работал, но он, Крайчек, разобрался - и запустил этот чертов мотор снова...
Да - слишком уж ровный голос и слишком честный прямой взгляд. И это - все доказательства...
- Шеф, я сожалею. Я не должен был нарушать приказ.
...Еше бы. Скиннер отлично знал, кто такой Крайчек, но единственным способом мотивированно отодвинуть его в сторону, не допускать к Берри было приставить к чокнутому агенту Молдеру, предварительно приковав того к батарее парового отопления... Черт, Скиннер, почему ты на самом деле не приковал меня к батарее? Я бы поорал немного, подергался, а потом бы все понял! А сейчас - я понял, но понял слишком поздно, когда ничего не изменишь...
- Ладно, - сказал вдруг Скиннер совсем другим голосом. - Пригласите ко мне агента Крайчека, - это уже в микрофон селектора.
В ожидании он встал и подошел к окну, Молдер заметил, что лицо Скиннера блестит от пота.