Астроном лежал в постели в темной комнате и не мог уснуть. Он смотрел в темноту и слушал последние отзвуки завершающегося на лагуне праздника и тихий плеск воды у стен комнаты. Вдруг он увидел, что из глубины неподалеку от книжного шкафа поднимается фиолетовый свет. Свет делался все ярче; им овладел страх, он сел на кровати и смотрел на сияющую водную гладь в углу комнаты. Из воды вынырнула голова девушки и светящееся ожерелье, на ковер легли две нежные руки со светящимися браслетами. Девушка в серо-розовом платье легко выпрыгнула на берег комнаты, босыми ногами тихо прошла по ковру и села на край постели.
Она улыбнулась ему. «Мой жрец сообщил мне, что в городе появился иностранец из Праги, – сказала она и, увидев, что он напуган ее визитом, успокоила его: – Не надо бояться, я пришла поговорить с тобой. Прежде чем стать богиней, я тоже жила в Праге; я часто думаю о ней и очень скучаю. Когда я проплываю комнатами своего дворца на дне моря, светящаяся медуза или каракатица иногда напоминает мне огни города за окном – светофоры на пустом ночном перекрестке, мигающие огни на переездах, подфарники автомобилей на шоссе. Я закрываю глаза и представляю себе, что снова гуляю по Праге. Я думаю о местах, которые любила: о высоких каменных виадуках в Глубоченах, о больших внутренних дворах в Нуслях, одну сторону которых составляет железнодорожная насыпь, поросшая пыльным кустарником, об опустевших парках, киосках на конечных остановках трамвая, о смиховской и радлицкой лестницах, поросших травой, о просторных вокзальных залах».
Они долго говорили о Праге; он поражался тому, как измененная память богини сохранила все детали города: надписи и каракули мелом на всех стенах, изгибы орнаментов на домах, точные очертания булыжников мостовой. Он смотрел на нее и слушал ее голос; она выглядела как двадцатилетняя девушка и говорила естественно и живо, будто была студенткой, которая болтает с приятелем в кафе; в то же время он ощущал в ее голосе некую особую просветленность, как будто слова рождались прямо в некоем чистом источнике звуков, но в ее голосе слышались и ноты темных морских глубин.
«Не сердись, – сказал он, – но как возможно из смертного человека превратиться в богиню?»
«Это может случиться с каждым, кто переступит границу, – объяснила она. – На самом-то деле любой человек близок к такой перемене, однако тех, кто замечает границу, очень мало, хотя она и находится на расстоянии вытянутой руки; тех же, кто отважится перейти ее, еще меньше. Дверь в таинственную комнату не заперта, она лишь завалена инструментами и картинами, старым хламом, который все таскают за собой; люди боятся его выкинуть, догадываясь, что их образ растворится в золотом потоке и их имя смешается с первородным шумом. Обычно этому должен помочь случай, знамение, голос из мира по ту сторону. Я осознала, что близко есть другой мир, когда однажды в Либени увидела на заводском складе ржавую конструкцию из перекрученных металлических прутьев; это было в семь утра в июле, в самом начале жаркого дня, – металлическая конструкция неожиданно предстала передо мной, как иероглиф в тексте, раскрывающем тайны космоса. С изумлением я вспомнила, что этот иероглиф знаком мне еще по тем временам, когда я жила не здесь, а на какой-то забытой родине, и я, будто пробудившись ото сна, вошла в открытую дверь».
Он спросил ее, сколько всего существует богов.
«На Земле нас семнадцать, – сказала она, – а во всей Вселенной восемьдесят девять. Некоторые из нас ушли в космос и бродят от звезды к звезде; иногда случается, что на Землю прилетает бог родом из какой-нибудь другой галактики и рассказывает о звездах из драгоценных камней, над которыми светят разноцветные солнца, и о звездах, прекрасные обитатели которых живут в пламени, пылающем по всей поверхности звезды, о планетах, покрытых джунглями, о лабиринтах белого дворца, построенного меланхоличным и диким аристократическим родом на комете, несущейся во Вселенной. Думаю, что когда-нибудь я тоже уйду во Вселенную, я хотела бы узнать все звезды, планеты и метеоры, о которых мне рассказывали, но на это еще есть время, у меня много времени…»
«А бог, который правил тут до тебя? Я слышал что-то о черном ките».
«Это был всего лишь демон, хотя и довольно могущественный, люди в этом не слишком разбираются. Демонов много, их гораздо больше, чем богов. Некоторые из них принимают образ людей, животных или вещей. Когда я покидала Прагу, там жили три демона, выглядевших как вещи. Это были урна на Кржижиковой улице, памятник Яну Гусу и Национальный театр. После своего превращения я подружилась с памятником Гусу. Это демон с нежной и робкой душой, который предается тихим мечтам на Староместской площади и вспоминает о звездах, где он прежде жил. В то время это существо было мне ближе всех, было моим единственным другом. Я по нему очень скучаю и жду, что он навестит меня в моем подводном дворце и немного погостит тут».
Астроном удивился, как памятник может попасть в море; богиня ответила, что демоны умеют довольно быстро перемещаться в любом обличье, но не любят двигаться и потому стоят на месте.
«Памятнику Гуса потребовалась бы неделя, чтобы добежать до Португалии, – подсчитывала она, – а потом еще две или три недели он бы добирался до меня по морскому дну: под водой ведь двигаешься медленнее».
Астроному показалось странным, что пражские демоны избрали в качестве оболочки вещи, сделанные человеком.
«Демоны любят переселяться в предметы, здания или произведения искусства, – объясняла богиня. – Они направляют руку мастера или художника и таким образом сами создают тело, которое их устраивает. Такое тело обычно похоже на их истинное обличье. Мой друг демон, ставший теперь памятником Гусу, долгие столетия был большой медузой, жил так сто тысяч лет на планете в отдаленной части Вселенной, на планете, полностью покрытой замерзшим океаном, над поверхностью которого не выступал ни один континент, ни один остров. Демон был единственным жителем этой планеты, он плавал по холодному океану подо льдом, точно с мячами, играл с камнями на дне и сочинял длинные истории о вымышленных друзьях и семье; только во время короткого лета, которое наступало раз в сто лет, случалось, что замерзший океан кое-где таял – тогда демон вылезал через полынью из воды, ложился на лед и смотрел на бесконечную равнину, освещенную синим солнцем. Вот почему круглый плоский постамент памятника напоминает верхнюю часть медузы, а вертикальные фигуры – ее щупальца. Иногда случается, что демоны не могут привыкнуть к новому телу и решают принять прежний облик. Вполне возможно, что памятник Гусу по ночам превращается в такую же большую студенистую медузу с извивающимися щупальцами, которая лежит на Староместской площади».
