Бурлака вспомнил, как несколько лет назад в снежных горах на Сагитаре он оступился в припорошённую трещину, сломал ногу, и уже немолодой Грауфф полдня нёс его на себе. «Как хорошо, что Глен сумел выбраться на Анторг», — растроганно подумал Бурлака.
Мысли его прервал свист крыльев. Было уже светло, и Бурлака отчётливо увидел, как прямо на него, шумно рассекая воздух, углом летят четыре крупные анторгские утки. Он затаил дыхание, палец лёг на спусковой крючок: ещё немного — и они будут над ним! Однако утки заметили лодку и в последний момент повернули к правому берегу. Не перестраиваясь, всё так же — одна позади и несколько левей предыдущей — птицы выполнили разворот быстро и плавно, с синхронностью спортивных космояхт, однако та, что летела последней, в результате манёвра оказалась от охотника на расстоянии выстрела. Бурлака вновь ощутил в груди знакомый холодок — на этот раз в предчувствии удачи, не спеша поднял ружьё.
Утка словно ударилась с разгону о невидимую преграду, тряпкой обвисло перебитое крыло. Завалившись набок, она стала падать. Хищно чавкнула река, принимая сбитую птицу, и заплескала под здоровым крылом, которым утка судорожно пыталась отгрести к ближайшему кусту. Бурлака было прицелился, чтобы добить её, но тут утка обмякла, уронила голову в воду, хлопанье крыла перешло в слабое подрагивание.
Бурлака удовлетворённо опустил ружьё, отвязал лодку и неторопливо поплыл к добыче. «Хороша, — думал Бурлака, глядя на зелёно-фиолетовый комок на воде. — Больше нашего гуся будет. А крылья, крылья-то какие!» Ему уже виделось переливающееся внеземной палитрой чучело, радостные восторги жены, уважительные поздравления гостей.
Неожиданно, когда до утки оставалось всего несколько метров, рядом с ней из воды вынырнула чуть приплюснутая крысиная мордочка с маленькими мохнатыми ушками. Головка огляделась и сразу же скрылась, на её месте проструился лоснящийся иссиня-чёрный бок, махнул, будто разметая за собой рябь, окладистый пушистый хвост. Зверёк показался и исчез, и только тут до завкосмопортом дошло, что вместе с ним исчезла с поверхности убитая утка.
— Стой, куда! Да что же это? — забормотал Бурлака, растерянно вглядываясь в разбегающиеся по воде круги. — Это же надо, из-под носа… Так провести! — Растерянность сменилась весёлостью. — Ну, негодник! В жизни не видел такого нахальства. Поохотились.
Вдалеке глухо кашлянул автомат Грауффа. Бурлака прислушался, но второго выстрела не последовало. Значит, убил. Второй раз обычно стреляют вдогонку после первого промаха — и снова мажут. Он поймал себя на том, что испытывает лёгкую досаду: у Глена, судя по всему, уже пара уток есть, а у него ни одной. Бурлака представил себе, как доволен будет мальчишка-эколог, если он вернётся пустой. А Глен, с его первобытным юмором, обязательно ляпнет что-нибудь вроде «стрелять надо уметь».
Бурлака застыл, различив в утреннем воздухе, уже подкрашенном рассветом, знакомый посвист.
Над островком показалась стайка уток. Они летели с большой скоростью, на предельной для охотничьего ружья высоте. Бурлака поймал на мушку первую, дал упреждение в два корпуса и спустил курок. Как подстёгнутая кнутом, стая резко взмыла вверх, а та, в которую стрелял Бурлака, застыла на миг в воздухе, потом вдруг, словно лишившись опоры под крыльями, закувыркалась и камнем рухнула в воду.
На этот раз Бурлака решил поспешить и погнал лодку к добыче резкими, энергичными гребками. «Что, стрелять надо уметь, — приговаривал он себе под нос, работая вёслами. — Какой выстрел, чёрт побери! Ах, какой выстрел!»
Раздался всплеск. На поверхности снова появилась та же чёрная меховая спина и устремилась к его утке. Состязаться утлой надувной лодчонке с речным хищником было бесполезно.
— Кыш, проклятая! — заорал Бурлака, изо всех сил хлопая по воде вёслами.
Спина быстро приближалась к убитой им утке.
— Ах, ты так! — Бурлака в отчаянии бросил весла и схватил ружьё. — Тогда получай!
Мгновением позже грохота выстрела по воде вокруг плывущего зверька туго хлестнула дробь. Зверёк крутнулся волчком, словно пытаясь ухватить себя за длинный хвост, и перевернулся вверх нежно-жёлтым брюхом.
Грауфф уже давно отстрелялся, взял двух положенных ему уток и вернулся к Стасу, оставшемуся на берегу около лагеря. Они молча сидели рядом, отложив ружья, и с наслаждением глядели на реку, вбирая в себя её непрозрачную, зеркальную чистоту, так же как и река вобрала в себя деревья и кусты по берегам, розово-голубое небо и их самих. Отражение всё время подрагивало, то хмурясь непрошено набежавшему ветерку, то закручиваясь в весёлых, из ниоткуда возникающих водоворотиках, то рябью разбегаясь в разные стороны под ударом тяжёлого рыбьего хвоста и серебристым дождиком выплеснувших из воды мальков. Время от времени на реку серыми планерами ложились скользящие тени, и тогда они поднимали голову и глядели на стаи длинношеих птиц. В некоторых Грауфф узнавал анторгских уток, но большей частью они, хотя и удивительно напоминали земных птиц, были ему незнакомы.
— Вы знаете, что это за птицы, Стас? — поинтересовался он.
— В основном водоплавающие. Больше всего здесь уток, но водятся и фламинго, пеликаны, цапли, журавли. То есть не настоящие, конечно, а их, если так можно выразиться, анторгские аналоги.
— Это невероятно, — покачал головой Грауфф, — за тысячи световых лет от Земли встретить почти что её близнеца. Невероятно.
— Что ж такого невероятного? — возразил Стас. — Органическая жизнь развивается в миллиардах миров, и пути её развития бесконечно разнообразны. А согласившись с этим утверждением, нельзя не признать, что в бесконечности вероятны и очень схожие модели эволюции. Может быть, даже идентичные. Но если Анторг и брат Земли, то не родной, а многомногоюродный.
— И всё же я должен признаться, что ни на одной ещё планете не чувствовал себя так уверенно, по-домашнему, как здесь. Порой я даже начинаю забывать, что не на Земле.
— Сходство, Глен, в основном внешнее. Возьмите тех же уток, например. Нам известно, что они водоплавающие, пернатые, держатся стаями. Ещё — что они съедобны для человека и что из них выходят роскошные чучела. И всё. Мы даже не знаем, как они появляются на свет. Мы уже привыкли видеть в небе или на реке взрослых особей, но никто никогда не встречал птенцов. Я уже не говорю о гнёздах. Не исключено, что они вовсе не несут яйца, как предполагается. Это я вам затем сказал, Глен, чтоб вы поняли, что мы почти ничего не знаем об экологии Анторга. Хотя уже активно в неё включились. Так почему-то получается всегда. Сначала мы проникаем в среду, ломая при этом какие-то устоявшиеся связи и создавая новые, а уж потом начинаем изучать её. К счастью, экологические системы достаточно гибки и выдерживают в большинстве случаев разумное вмешательство. Точнее, вмешательство до определённых разумных пределов. Но где эти пределы? Кто определит их для конкретного экоцентра, который, кстати, никогда не бывает замкнутым полностью?
