— Астрономы помочь особо не могут, — сообщила Дина. — Но, мне кажется, я нашла ученого, с которым стоит поговорить.
— Вы хотите сказать, что нашли такого ученого, чьи рассуждения я буду в силах понять? — недоверчиво спросил Копински.
— Ну, этот парень говорит по-английски, и даже довольно разумно.
— Где вы? И какого черта вы сейчас не сидите дома, а стучитесь в чужие двери? Вас что, хозяйка выгнала из квартиры?
— Я нахожусь в НВЦ — Научном вычислительном центре. Его еще Называют Сайкомпом. Это совсем новое здание в Ист-Сайде, рядом с Мостом Куинсборо. Здесь целый компьютерный город. Они берут заказы на выполнение разной научной работы, которая требует больших вычислений. По-настоящему больших, понимаете? Это… — (Копински живо представил Дину, которая одной рукой копается в своих записях, а другой держит телефонную трубку), — такие науки, как космология, физика частиц, макроэкономические модели, инженерное моделирование… Здесь уйма специального компьютерного оборудования, которое вы больше нигде не найдете.
— О’кей, я понял, — прервал Копински. — Что это нам дает?
— Не могу сказать точно, сколько слов у эскимосов для определения паники, но в НВЦ началась именно паника. Мы думали, что больше всех пострадали телефонные станции и телецентры, но здесь еще хуже. Что показывают ваши механические часы, Джо?
— Девять двадцать шесть.
— Правильно. А я только что звонила в NBC, у них 8:30. — Краем глаза Копински заметил, что это близко к тому, что показывает его телевизионный канал, а он принадлежал другой сети.
— Но здесь, внутри института, только 7:21. — продолжала Дина. — Они на час отстают даже от сети телекоммуникаций. Я с таким сталкиваюсь впервые. Здесь все вверх дном.
— Как вы узнали об этом институте?
— Мне подсказали на NBC. По-моему, люди, имеющие дело с компьютерами, лучше понимают, что происходит.
— Возможно. Скажите, а кто тот человек, с которым мне стоит поговорить?
— Его зовут доктор Грэхэм Эрингер. Он физик и занимается… Минутку, вот. Тема его исследований: «Электромагнитный пинчевый шнур в догравитационной плазменной Вселенной».
— И ему понятно, что происходит? — спросил Копински.
— Он заинтересовался идеями Граусса. Кроме того, инженеры выключили машину, на которой он работал, так что теперь у него уйма свободного времени. Мне кажется, надо поговорить с ним, Джо. Эрингер производит впечатление вполне разумного человека.
— Ладно, попробуй договориться с ним на утро… Да, и еще. Спроси, не наблюдали ли они чего-нибудь необычного в этих своих компьютерах? Может, красный свет или странную красную дымку?
В голосе Дины послышалось удивление.
— Ну да, конечно! Все только о ней и говорят. Поэтому и выключили машину Эрингера. А вы откуда знаете?
— Ну, детка, не думай, что ты одна в Бюро такая умная, — самодовольно произнес Копински, разваливаясь в кресле. — Я ведь тоже кое-что смыслю в расследовании.
Положив трубку, он всмотрелся в свои записки и задумался: почему же все-таки паникуют в институте, где побывала Дина? Часы там показывают только 7:21. И времени у них остается больше, а не меньше.
Но почему пришельцам вздумалось красть время в одних местах и оставлять в покое другие? Почему им больше нравится время телекоммуникаций, а не время, скажем, Бюро расследований… и почему дневное время они предпочитают ночному? Все это очень странно. Он налил себе еще кофе и стал наносить цифры временных аномалий на листы прозрачной целлулоидной пленки, которыми накрыл карту города. Копински надеялся, что доктор Эрингер поймет в его схеме больше, чем удалось ему самому.
00:07
На следующее утро Копински обнаружил на своем столе записку от Эллиса Уэйда вместе с копией факса от Граусса. Насколько понял Копински, хитроумный немец выдвинул теорию, что с помощью энергии, затрачиваемой при рождении пар элементарных частиц, можно каким-то образом послать сигналы пришельцам, так беспардонно потребляющим нью-йоркское время. Власти в Вашингтоне считали, что проверить надо все версии, и направили Граусса в лабораторию Ферми, где ему предстояло возглавить группу, которая начнет соответствующий эксперимент.
Доктор Эрингер появился минут через десять. Его представила Дина.
— Доктор Грэхэм Эрингер из Сайкомпа.
Мужчины обменялись рукопожатиями. Эрингер оказался высоким, атлетически сложенным человеком лет тридцати пяти, со здоровым румянцем на спокойном и улыбчивом лице, с копной светлых волос. Грэхэму очень шла его коричневая спортивного покроя куртка, пуловер и светло-голубая рубашка с расстегнутым воротом.
— Извините за опоздание, мистер Копински, — сказал он. — Сегодня утром был очередной кризис. У нас постоянные сбои во времени. Впрочем, вам об этом, конечно, известно.
— Везде сейчас одно и то же, — вздохнул детектив.
Эрингер повернулся к карте на стене.
— Очень интересно. Тут у вас я впервые вижу попытку систематизации общей картины. — Он вскинул руку. — Мне кажется, что следующим шагом должна стать сортировка данных по времени.
— Я как раз собирался этим заняться, — сказал Копински.
Эрингер и Дина углубились в работу. Через час физик сообщил:
— Точек пока маловато, но многое уже ясно. Мы прибавляем кое-какие цифры, которые я прихватил с собой. Они, в основном, относятся к компьютерным установкам.
— Вы считаете, что все это имеет отношение к компьютерам? — спросил Копински.
— Возможно. Ведь самые большие отставания по времени наблюдаются там, где имеются мощные вычислительные машины.
— Например, у вас в Сайкомпе.
— Да, именно так.
— А у вас там было странное красное свечение внутри процессоров?
— Да. Поэтому инженеры и отключили машину, на которой я работал. Они хотели исследовать дымку. На других установках, как вам известно, наблюдалось то же самое.
— На ваш взгляд, что это такое?
Эрингер присел на краешек стола и начал объяснять:
— Судя по результатам измерений, потери времени не постоянны в пределах одного объекта, — он повел рукой, — даже размером с это здание. Замедление может быть разным в двух точках, расположенных на близких расстояниях. Например, на двух часах, находящихся в одной и той же комнате. Я заметил также отсутствие корреляции между временем по солнцу и тем, которое показывали часы в разных местах. — Копински кивнул. — Похоже, что самые большие отставания во времени происходят внутри шкафов с мощными процессорами и блоками памяти, — продолжал ученый. — Там они достигают тридцати процентов. А обыкновенные часы, находящиеся в этой же комнате, могут терять всего шесть-семь процентов. — Эрингер виновато улыбнулся, как будто сами явления, о которых он говорил, были слишком странными, чтобы воспринимать их всерьез. — Лично мне кажется, что это локальное красное смещение. Время внутри шкафа замедляется достаточно, чтобы вызвать видимое удлинение световых волн. Вы знаете, что такое красное смещение?
