Я выпустил лезвия на перчатке и аккуратно вскрыл мешок. Девчонка сидела на полу, скрючившись, и с ненавистью смотрела на меня. Я наклонился и вытащил кляп, который мы засунули ей в рот, перед тем как связать руки и спрятать ее в мешке. Освобождать пленницу пока что не стал.
— Вам мало наркоты и пыток, мрази?! — я уже второй раз за сегодня увидел на ее правой руке большой ожог на запястье и угольно-черные цифры внутри опухшей области. Плечо все еще слабо кровоточило, никто и не подумал обработать рану.
— У тебя слабая свертываемость крови? — поинтересовался я, указав на плечо.
— Нет, просто твои суки-дружки раздирали эту рану другим ножом все глубже и глубже, пытая меня! — девчонка плюнула в меня и попала на живот.
Я проследил ее плевок взглядом.
— Странно, там ты молчала, а здесь разговариваешь. Я — важная персона? — удивился я.
— Где мы? Что со мной будет? Это крематорий? Морг?
— Это моя квартира вообще-то. Крематория ты избежала благодаря мне. Тебя убить должны были после пыток. Я привез тебя домой. Если бы в мешок не засунул, тебя бы точно завалили.
Она все так же продолжала с ненавистью смотреть на меня.
— Формально, ты сейчас пленница, — продолжил я, — хоть и официально мертвая. Так что, я могу сделать с тобой все, что захочу, чтобы вытянуть из тебя всю ту информацию, которую ты не выдала там.
Девчонка медленно поднялась на ноги.
— Попробуй, урод, — прошипела она.
— Собираешься драться со связанными руками, с огромным количеством ран по всему телу и подкашивающимися ногами? — поднял брови я.
— Если понадобится, — девчонка резко присела на левой ноге и, крутанувшись, правой провела подсечку.
Я подпрыгнул на месте, ее нога прошла подо мной, поймал момент завершения ее оборота и, когда она находилась ко мне спиной, перехватил девчонку и схватил на удушение. Обвил ее спереди ногами, чтобы не вырвалась, и упал на спину, зафиксировав положение.
— А толку-то? — прошептал я ей прямо в ухо. — Сдавлю сильнее и потеряешь сознание.
— Да лучше бы уже сразу убил, сука! — огрызнулась она.
После этих слов я тут же выпустил девушку из захвата, выбрался из-под нее и поднялся на ноги.
— Я тебе, дура, жизнь спас, — презрительно сказал я, — пошел против своих. Нарушил кучу законов, между прочим. Если бы я не вмешался, тебя бы прожарили изнури, а потом засунули в картонный гроб и спалили в печи. Те люди, которые связали тебя и засунули в мешок — мои друзья. И они тоже пошли против кучи правил, рискнули собственной жизнью, чтобы опять-таки помочь исполнить мою очень глупую, на твой взгляд, прихоть по спасению твоей гребаной шкуры!
В ту секунду она посмотрела на меня несколько по-другому. Ненависть во взгляде, безусловно, никуда не делась полностью, однако, ее градус концентрации, как мне показалось, стал пониже.
— Прихоть не глупая. Она непонятная по всем статьям.
— С детства слышите, что воины Альянса — бездушные твари? Машины, роботы, созданные для убийств? Можешь даже не отвечать, потому что нам о вас рассказывают то же самое. Обычная милитаристическая политика, ничего удивительного. Только, поверь мне, я уже не подхожу под стандартную заготовку солдата Альянса.
Я протянул ей руку. Она не пожала ее, но выдавила из себя несколько слов:
— Когда я рухнула с байка, то травмировала ногу. Кажется сильный вывих. Мне адски больно стоять.
— И при всем при этом ты пыталась провести мне подсечку, — заметил я. — Забавно, злоба притупила боль?
Она промолчала, но протянула свою руку и сжала мою.
— Ладно, — я поднял ее вверх, закинул ее руку себе на плечо, — опирайся и аккуратно пошли, попробую выправить тебе ногу.
Я привел ее в гостиную, усадил на диван и пошел к шкафу в поисках аптечки.
— Твоя жизнь — война? — услышал я за спиной.
— Твоя тоже, — ответил я, достал аптечку и вернулся назад.
Девчонка смотрела вверх на лист, прикрепленный на потолке.
— А, ты об этом… Я сразу и не понял. Это весьма старое выражение моих таких же древних мыслей. Ладно… я буду пытаться тебя лечить. Я не врач, а солдат. Знаю только азы. Поэтому прошу не орать и не гнобить меня последними словами. Если хочешь, можешь со мной разговаривать. Возражать не буду.
Если бы я посмотрел на эту девчонку впервые именно сейчас, то никогда бы не сказал, что она — профессиональный солдат. Она сидела на моем диване, и я внимательно ее рассматривал. Замученная, грязная, с кучей ссадин и синяков, которые я видел только на лице и руках, но наверняка их хватало и на теле. Кровоточащее плечо и звериный яростный взгляд вкупе с рыжими волосами придавали ей сходство с загнанным в угол раненым тигром, который попал в чьи-то капканы с мыслями о том, что вряд ли когда-нибудь уже увидит свободу…
— Ты собрался на меня пялиться, спаситель? — резко прервала девчонка мои мысли.
«Да она еще и наглая, даже в таком положении», — подумалось мне. Хотя, надо признать, это в моих глазах лишь добавило ей привлекательности.
— Ладно… нога болит, — вспомнил я. — Сейчас.
Я так и не успел сделать ничего, кроме как слегка придушить ее, с тех пор, как переступил порог своего дома. И форма на мне до сих пор была солдатская, плюс я забыл даже о том, чтобы снять шлем. Но сейчас это было как нельзя кстати.
Я протянул руки к ее штанам и даже успел взяться за пуговицу, когда получил внезапную пощечину.
— Руки прочь, скотина! — рассвирепела спасенная.
Она начинала мне нравиться все больше и больше. Я не стал ничего отвечать, а лишь весьма сильно ударил ее по ноге.
Девчонка издала душераздирающий рев, а затем начала крыть меня отборнейшими грязными ругательствами.
Выслушав все это, я участливо поинтересовался:
— Больно?
— Да чтоб ты сдох, сука, паскуда тупая!
Не желая по новому кругу слушать о себе различные сложные словесные конструкции, я перебил ее:
— Мне нужно снять с тебя штаны, для того, чтобы…
Она тут же прервала меня и грубо ответила для чего, по ее мнению, я хочу снять с нее штаны.
Я ухмыльнулся и покачал головой.
— Да нет, не для этого. Если тебя оставить в покое, то через несколько часов нога опухнет, и ты будешь при каждом движении испытывать боли, которые вообще никак не сравнить с тем, что ты чувствуешь сейчас. Я помочь хочу, а не изнасиловать тебя, потому что если бы я хотел, то в твоем состоянии легко бы реализовал всю эту похоть. Но я ведь этого не делаю. Вывод?
— Черт тебя знает, что ты скажешь уже после того, как стащишь штаны! — рявкнула девчонка. — Да я твою рожу сегодня увидела первый раз в жизни!
— Без ноги останешься, дура! — не выдержав, заорал я.
Девчонка вздрогнула, посмотрела на меня и тяжело вздохнула. Расценив это как жест согласия, я расстегнул пуговицу на ее штанах и потянул их вниз, автоматически проведя рукой по уже голым бедрам. Кожа была бархатной, нежной и безумно приятной на ощупь, мне даже захотелось совсем не убирать руки.
