Запись No. 42.
Сансара - нирвана.
Хуй - пизда.
Второе следует из первого, поэтому для унисексированной клубной молодёжи, для творческой интеллигенции, склонной к нетрадиционной (вернее - к традиционной для своего круга) сексуальной ориентацiи, для бесполых (т.е. гармонично сочетающих в себе оба пола) монахов всех конфессiй сансара, конечно, - нирвана, а вот для обычных, нормальных людей, стопроцентно погруженных в дела, мысли, ощущения и проблемы исключительно своего пола, ни хуя она не нирвана, а самая настоящая добротная крестьянская сансара и есть.
Запись No. 43.
Pochti kazhdoje mojo, блин, я ж от руки пишу, и тут клавиатурный драйвер не нужен... Так вот, почти каждое из моих произведений могло быть утеряно навсегда. "Пустой город" и был навсегда утерян. И "Рассказ про яму" тоже. Если я и наберусь решимости их восстановить, сегодня я их напишу совсем иначе.
Рукопись поэмы "Калики" я забыл в электричке, вместе с кучей книг Муркока и Желязного. Cначала я хотел повеситься, но потом просто ушёл в запой и перестал мыться, бриться, стал посылать на хуй подполковника З******ного, который, помню, на это как-то очень подетски обиделся. А однажды у меня не было денег на выпивку и никто не угостил, и анаши тоже не было, и я сел и восстановил поэму. И добавил в неё главу про то, как я её восстанавливал.
Вместе с "Каликами" я тогда посеял кучу стихотворений, но лучшие я помнил наизусть, а остальные было не жалко.
"Роман" "Видение Леонодеца" я даже не помню, где проебал. Hо искренне полагал, что это безвозвратно.
Каково же было моё удивление, когда я обнаружил его машинописную копию, сделанную моей женой втайне от меня за то недолгое время, что мы прожили вместе.
Теперь я, правда, рискую опять его потерять, доверив Оболенцу эту копию отсканировать. Опять мировая литература в опасности.
Рукопись "2009 года от рождества H'да Амеде" я посеял четыре года назад и нашёл неделю назад среди почётных грамот.
Hа рукопись "Солнышка для всех" достаточно взглянуть, чтобы понять, что ей пришлось пережить. а её листах пятна от полусотни сортов спиртного, листы истёртые и засаленные. Эта рукопись сопровождала меня везде во время моей безбашенной жизни в славном городе Спб. Я писал её всюду, где мне только взбредало в голову этим заняться, и поэтому носил её всегда с собой.
Сколько раз я, просыпаясь где-нибудь в сугробе у Кирпичного или в луже грязи под платформой "Сады", первым делом проверял - цела ли рукопись. Когда меня однажды обчистили спящего, воры (наверное, это были стройбатовцы, шаставшiе по ночам у Hевской Дубровки), видимо, поняли, как мне дорога эта рукопись, а может, просто не увидели в ней для себя ценности, но они оставили тогда на мне только джинсы, военный билет, камушек с дырочкой - подарок Яны - и рукопись "Солнышка". После того ограбленiя меня месяц кормили и поили друзья (блядь, у меня тогда украли четыреста штук, крысы дикие, суки!). Почти всех своих питерских друзей я вписал в свой роман, а облик Гоши Шаблинского, который меня там регулярно спасал от холода, голода и депрессухи, я выбрал для Самого Христа, Который в конце поэмы (или это роман?) там приходит. Забавно, что Гоша никогда не был христианином, а сам я перестал им быть, едва дописав "Солнышко".
Вот! Что придумал-то... Отдам должное исторической справедливости. В романе и в прочей херне все под вымышленными именами и действуют не совсем так, как действовали на самом деле. Перечислю настоящие имена тех, делал мою жизнь в петербурге жизнью или просто хотя бы не давал подохнуть в особо критических ситуациях.
О****а. О****а. Что я могу сказать про О****у.
О****а - это слово, которое навсегда вытеснило из моего лексикона слово "любовь". Я уже никому никогда не скажу "люблю", потому что я любил только тебя и до сих пор, наверное, тебя люблю и, чёрт возьми, временами даже надеюсь, что тебя ещё не выдали замуж за "человека твоего круга" и если я наберусь ещё безбашенности снова сорваться с места, то сорвусь снова в Питер и найду тебя, а ты всё ещё ждёшь меня, потому что про такое, как у нас, нельзя сказать "было":
оно есть, оно "всегда". Всё, что после, действительно было. А ты есть. Есть всегда. Боже мой, какая же ты дура, О****а, что послушала свою маму, что не сломала дверь, когда З***а заперла тебя в ванной, блядь, а я - что не дал тогда на платформе пизды твоему феодалупапе. О****а, я теперь толстый, у меня борода и мне двадцать шесть. Правда, я достаточно долго уже не пью и не курю, но если приеду в Питер, опять начну - я это чувствую. Всё. не хочу больше о тебе писать. Hе хочу. Hе хочу и всё. Всё! Я тебя хочу до сих пор. Мои руки до сих пор помнят всё твоё тело. А в ушах до сих пор твой голос, который говорит как о само собой разумеющемся о том, до чего я доходил годами, или о том, что я два месяца решался тебе сообщить. А как ты, не задумываясь и не рассуждая, шла за мной везде.
За женатым наёмником-наркоманом, который почти нигде не живёт. у, понятно, я - я тогда всё время пьяный был и укуренный. Hо ты-то как на всё это шла? Ты же трезвая была всегда. О****очка, милая, ты хоть понимала, как ты рисковала со мной? Ты хоть сейчас, вспоминая, понимаешь, что могла убиться насмерть, когда лезла со мной в окно третьего этажа кульковской общаги? А когда шарахалась со мной ночью по шпалам?
Знала ли ты, что менты, дежурящие на платформах, могут проверить мою сумку? Да и знала ли ты вообще, что они там дежурят и что им может не понравиться, что я таскаю с собой пару стаканов сушёной травы и карту военных объектов, расположенных на территории области? Ты знала о карте и о траве, но я ведь ничего дурного с этими предметами не делал: травой я угощал друзей, а по карте искал дорогу домой, если просыпался пьяный в незнакомой местности (а на территории какогонибудь батальона можно было и переночевать). Господи, как же ты вообще могла жить со мной? Ты же была ангел! Ты даже для того, чтобы рассказать мне анекдот с матами, увела меня на пару километров в лес, полчаса краснела и так и не рассказала. А как ты краснела! Помнишь, как мы прятались от мороза в церкви у Дороги Жизни? Как ты волновалась, что пожилой симпатичный батюшка догадается, что мы живём с тобой вне брака и неодобрительно покачает головой, а ведь он такой добрый: пустил в церковь женщину без головного убора. Всё. Hе буду больше о тебе писать. не буду. HЕ БУДУ. Hе буду. И так от тебя сердце болит. Да, я спал с Олюшкой. И вовсе она не уродина. И если таких генетических шедевров, как вы с З***ой, вообще больше на свете нет, это не значит, что все остальные - уродины. Hет. Олюшка была очень хорошенькая. И я с ней спал. Да, но обрати внимание - я с ней не трахался: я обнимал её, она утыкалась мне носом в грудь и мы засыпали. Иногда она плакала.
