Забрав чемодан, я вышел на улицу и стал ждать. Близился час отъезда, и именно теперь я вдруг почувствовал, как меня манит эта незнакомая страна.
За моей спиной послышался скрип гравия под торопливыми шагами, и мгновение спустя мягкий, немного чудной из-за акцента голос спросил:
— Мистер Фергюсон?
Повернувшись, я увидел девушку с черными волосами, подстриженными на мальчишеский манер, и смуглым лицом. У нее были пухлые губы без какого-либо намека на косметику.
— Да,— ответил я.
— Меня зовут Паола Бриф. — Мне показалось, что я знал это с самого начала.
— Альберт говорит, ваш отец умер. Поэтому вы здесь.— Она говорила тихо, стараясь владеть своим голосом, который дрожал, выдавая ее состояние.— Я понимаю вас... понимаю... Но ведь ему теперь не поможешь! Прошу вас, возвращайтесь в Англию, оставьте нас в покое.
— Я приехал не из-за своего отца, а ради вашего.
— Вы оскорбляете людей, даже не замечая этого.
— Ваш отец...
— Он мертв, мертв!
— Но давайте хотя бы допустим, что мой отец был прав, что радиограмма...
— Боже! Вам наплевать на нас, на наши чувства. Вы не хотите признавать, что ваш отец спятил, вот и приехали мутить воду! О, простите, я не должна была так говорить! Но все это просто ужасно. Я не за себя волнуюсь. Папа мертв, и тут ничего не сделаешь. Но Альберт... он сойдет с ума. Я только что разговаривала с ним... Вы говорили страшные вещи!
— Но вдруг он действительно ошибся?
— Вы ничего не поняли. Отец умер на руках Альберта. И вот являетесь вы, чтобы обвинить его во лжи! А сами-то вы знаете правду?
— Правду? — Я не представлял, что ей ответить.— Нет, я знаю лишь то, что записал мой отец. Он был убежден, что мистер Бриф выходил в эфир из точки, которая носит название Львиное озеро.
— Что?! Откуда вы знаете про Львиное озеро?
— Из радиограммы.
— Но там говорилось лишь об узком озере со скалой! — Ее голос слегка дрожал.
— Однако в рапортах Леддера упоминалось именно Львиное озеро.
Я рассказал ей о карте в комнате отца, об экспедиции Фергюсона и радиожурналах. Она слушала меня с широко раскрытыми глазами и бледным от потрясения лицом.
— Львиное озеро,— повторила она, когда я умолк.— Отец часто рассказывал о нем на ночевках у костров. Он знал эту историю и все время мечтал найти его. И искал... Имя Фергюсона никогда не сходило с его уст. Господи, спаси и помилуй! По крайней мере, вы честный человек. Простите, я должна о многом подумать...
Она повернулась и побрела прочь. Я устремил взор к северу, чувствуя, как мое лицо овевает студеный ветер Лабрадорского плато.
Так и застал меня Билл Лэндс, когда подъехал на своем замызганном фургоне.
— Садитесь,— велел он.
— Я не поеду.
— Что это значит?
— Я остаюсь здесь. До тех пор, пока не узнаю правду.
— Правду? — Он нахмурился. — Вы знаете ее от Лароша… Поехали, говорят вам! — Лэндс схватил меня за руку и потянул в машину. Упираться было бессмысленно: силой его бог не обидел.
— Вот что,— сказал я,— вы можете довезти меня до аэродрома, но не в вашей власти заставить меня сесть на самолет.
— Не понимаю,— мрачно произнес он.— Черт возьми, почему вы не можете поверить рассказу Берта и оставить все как есть?
Я промолчал.
— Сколько у вас денег в канадской валюте?
— Нисколько.
— Так я и думал.— Он улыбнулся.— Ну и как вы собираетесь жить?
— У Стаффена не хватает инженеров. А я инженер.
— Алекс не даст вам работу, когда узнает цель вашего приезда.
Мы подкатили к аэродрому, и Лэндс затормозил возле диспетчерской.
— Улетайте. Можете не соглашаться со мной, но улетайте. И не вздумайте хитрить,— с угрозой добавил он.— Если я застану вас здесь сегодня вечером, до полусмерти изобью. Я серьезно.
Небо у горизонта побагровело. Неподалеку от нас виднелся черный силуэт «дакоты». Ее загружали с помощью подъемника. Рядом стояла группа людей. Они собрались лететь на трассу, и мне вдруг захотелось туда же.
— Вон ваш самолет, он уходит в половине девятого.— Лэндс махнул рукой в сторону маленького двухмоторного самолетика, стоявшего позади нас. Я устало выбрался из машины.
— Одолжите мне немного денег.
— Сколько?
— Чтобы протянуть до завтрашнего полудня.
— Двадцатки хватит? — Он сунул мне четыре пятерки.
— Я вышлю вам фунты стерлингов, как только прилечу домой.
— Забудьте об этом.— Лэндс потрепал меня по руке.— Честно сказать, я бы больше заплатил, чтобы вас спровадить.
Мы простились, и он забрался в свой фургон.
— Ваш рейс через час,— объявил диспетчер.— Я вас позову.
— Спасибо.
Я выскользнул из конторы и заглянул в ангар. Он был забит всякой всячиной, на улице горели дуговые лампы, и в их свете я видел «дакоту». В ее брюхо загружали последние припасы, под левым мотором уже приладили пускач, а группа людей сгрудилась возле самого люка. Я не успел понять, что происходит, а ноги уже несли меня по твердому грунту взлетной полосы. Мгновение спустя я смешался с толпой строителей.
— Куда летишь, парень? — спросил один из них — толстый коротышка в меховой ушанке с козырьком.
— На 224-ю милю,— поколебавшись, ответил я. Днем в конторе я подслушал, что туда должны направить инженера взамен вышедшего из строя работника.
— Смотри, замерзнешь. — Коротышка, казалось, был даже рад этому.— Не удивлюсь, если там валит снег.
Люк открылся, и мы полезли в самолет. В этот миг за спиной послышался шум мотора, мелькнул свет фар. Я оглянулся. На крыльце диспетчерской стоял человек и смотрел в мою сторону. Это был Ларош.
Взревели двигатели, меня запихнули в самолет и задраили люк. Ларош еще мог успеть задержать меня. Я в страхе прижался к двум своим соседям по скамье, и тут самолет медленно тронулся с места. Осталось всего несколько секунд. Вот и взлет. Мои нервы и мускулы вдруг расслабились, и лишь теперь я до конца осознал, что лечу в самое сердце Лабрадора.
Мы набирали высоту довольно долго. Все время холодало, и я натянул пальто, но легче от этого не стало. В полумраке призрачно маячили лица моих спутников.
— Ты бывал тут раньше? — спросил один из них — коренастый приземистый индеец.
Я покачал головой.
— А я уже две зимы на железке,— с гордостью объявил он.
— Скоро мы будем на 134-й миле? — спросил я.
— Где-то через час. Раньше на каноэ я проплывал этот путь за шесть недель, а теперь час — и там.
Он умолк, а я принялся размышлять. Из отцовских книг я кое-что знал об этой стране, знал, что она почти не исследована, и оттого чувствовал себя неуютно.
Больше всего меня удручало то обстоятельство, что Ларош уже наверняка радировал на трассу, и теперь меня ссадят на 134-й миле, чтобы первым же самолетом отправить обратно.
