— А как вы хотели?! — усмехнулся пришелец. — Проблема эта и беда ваша заключаются в отсутствии достойного собеседника! Ну, ну… Без меня вам, — никуда! Только мой мозг с заключённым в нём могучим интеллектом способен привести вас к истине!
— Мне ваш подход к данной ситуации и, вообще, к этому самому бытию, очень и очень нравится. Умная беседа сейчас в моём состоянии мне отнюдь не помешает. Жажду разнообразия в жизни. Собственно, его я совсем недавно ощутил и получил непонятно где и как, — я задумался, вспомнив о Леди Ли, о её божественной и волнующей груди, о её длинных, стройных и совершенных ножках, а также о её волосах цвета бездны и слегка раскосых глазах цвета тихого полуденного моря.
— Кхе, кхе, кхе… Сударь, так как мы поступим далее? — деликатно прервал мои размышления Негодяй.
— Ах, да, извините… — я встрепенулся, не торопясь, допил пиво и насмешливо посмотрел на собеседника. — Ну, а насчёт постижения смысла всего сущего… Знаете ли, эта очень интересная тема сильно и беспрерывно волновала миллионы людей до нас, но, увы, она так и остаётся открытой. Но я чувствую, что истина всё-таки где-то рядом! Возможно, мы её с вами всё-таки постигнем, в самое ближайшее время! Или когда-нибудь… Через века… Чем чёрт не шутит! А кто, если не мы!?
— Как хорошо сказано!
— Да, бывают иногда у меня определённые светлые прорывы в сознании и в разуме. И даже его игры я допускаю. Ну, а смысл… — загрустил и глубоко задумался я, и снова с волнением вспомнил о Леди Ли.
— Не волнуйтесь вы так! Всё будет очень и очень замечательно! Вообще-то, я — гений! Я помогу вам разобраться в этом чрезвычайно сложном и важном вопросе! Именно мы с вами дадим исчерпывающий ответ на него! — решительно и безапелляционно заявил Негодяй, тяжело плюхаясь на скамейку рядом со мною. — Вы в курсе того, что гении чаще всего не находят признания при жизни? Вот, например, Ван Гог…
— Ну, ситуация с ним довольно банальная. О, — этот бедный Ван Гог! Честно говоря, не думаю, что он достоин того ажиотажа, который сложился вокруг его имени и, вообще, вокруг этой странной личности и его искусства. Могу поделиться с вами своим исключительным мнением в отношении этого типа, по совершенно страшному секрету, — улыбнулся я. — Собственно, какой это секрет… И мнение моё отнюдь не исключительное.
— Ну, и?! Очень интересно!
— Идиотом, придурком и балбесом был этот, якобы, гений! Вернее, он был сумасшедшим и полным отморозком! Ухо себе отрезал… Зачем, к чему? — возмущённо произнёс я.
— Ну, ну…
— По одной из версий, суховей какой-то на него подействовал и чрезвычайно обеспокоил разум. Вернее, затмил его. Как же назывался тот ветер с юга? Какой-то испанский, или французский, или итальянский… Не помню. Но суть ни в том! Совершенно ни в том! Ни в отрезанном ухе, ни в ветре с Сахары или ещё откуда-нибудь, — задумчиво произнёс я.
— А в чём?
— В непонимании тебя миром.
— Да, вы совершенно правы.
— А в чём, собственно, его гениальность? Самой настоящей мазнёй занимался. Тоже мне, великий пост импрессионист! Ничего такого исключительного и особенного в его живописи я не нахожу и не наблюдаю, и считаю, что даже я написал бы что-то более значительное и достойное! — смело заявил я.
— А «Подсолнухи»?
— Да, его «Подсолнухи» не плохи. Признаю сей факт… — скорбно и задумчиво произнёс я. — Не мне судить, но «Подсолнухи» действительно не плохи. Очень и очень не плохи…
— А «Ночное кафе», а «Пейзаж в Овере после дождя»? Какие контрасты цвета! Какая порывистость ритма!
— На любителя, на любителя… Увы, творчество Ван Гога в целом совершенно не трогает мою душу, — усмехнулся я и сделал глоток пива. — Ну, а вот «Подсолнухи» всё-таки неплохи, очень неплохи… Вынужден признать данный факт ещё и ещё в сорок девятый раз…
— Почему именно в сорок девятый?
— Семь на семь…
— Понятно…
— Вернёмся к несчастному Ван Гогу. Всё остальное его творчество, — полная ерунда! Мазня! Чушь! Белиберда! Ах, да! Мне, честно говоря, нравятся ещё и «Виноградники в Арли», или как там их…
— Жаль, что вы придерживаетесь такого категоричного мнения по поводу творчества Ван Гога, — искренне опечалился Негодяй.
— Боже! — засмеялся я. — Кто бы мог подумать, что в конце явно затянувшегося марта, в этом старом заброшенном парке я повстречаю человека, который что-то знает о Ван Гоге!? Когда среди легиона безмозглых компьютерных идиотов, невежд и дебилов с тощим, тупым и немощным разумом обнаруживается вдруг эрудированная личность с живым умом, то, какое же удовольствие от общения с ним получаешь! Боже мой!
— А знаете, почему гении неистребимы и вечны? — вдруг спросил Негодяй.
— Почему?
— Потому что они живут в потомках, — мрачно и тяжело произнёс мой случайный знакомый.
— А кто же они, ваши предки?
— Я думаю, что моим предком являлся Сократ!
— Сам Сократ? О как! — изумился я.
— Именно так! Данное предположение, увы, недоказуемо, но я ощущаю за своим плечом его ироничную улыбку и чувствую дыхание мудреца с признаками глубокого и бесконечного перегара.
Я весело и от души рассмеялся.
— Не вижу ничего смешного, — поморщился Негодяй.
— Ладно, оставим эту весьма скользкую и сомнительную тему о наших предках, — поморщился я.
— Оставим на время.
— А в чём, собственно, проявляется эта самая ваша гениальность? Ну, конкретно? — насмешливо спросил я и дал гению денежную купюру, которая должна была поддержать нашу тонкую, крайне чувствительную и сверх интеллектуальную беседу.
— Во всём!
— А именно?!
— Я же сказал! Во всём, а особенно в философии. Сейчас быстро схожу за пивом, и продолжим нашу интересную и содержательную дискуссию, сударь! — засуетился философ.
— Конечно, конечно, — я легко и весело рассмеялся, встал, задумчиво и неторопливо прошёлся по аллее парка туда-сюда, любуясь прозрачно-голубым небом и надеясь на скорое возвращения гонца.
Он не заставил себя долго ждать. Мы с удовольствием сделали по паре глотков напитка, который решительно и холодно стискивал зубы, похрустели солёными орешками, меланхолично помолчали некоторое время, вперив взгляды в редкие облака, которые как всегда незаметно и легко появились ниоткуда.
— Да, долгожданная весна всегда приходит неожиданно, — задумчиво произнёс Негодяй.
— А вы знаете, недавно я тоже самое подумал об осени.
— Вот как? Может быть, может быть…
— Но мы с вами оба неправы.
— Почему?
— Неожиданно наступает только зима. Перед её приходом ещё длится осень, деревья неторопливо и одно за другим сбрасывают остатки багряно-жёлтой листвы, на улице ещё вроде бы сравнительно тепло. Вот настала ночь, а утром мы с удивлением и восторгом вдруг обнаруживаем, что весь мир за окном покрыт белым-белым снегом!
