Существа расступились, как у ворот перед Гвеннан и опекуном, оставив свободное пространство у основания насыпи. Здесь Тор остановился и стоял, пошатываясь, руки его безжизненно свисали, ожоги выступали из-под мази. Наконец он поднял голову, и его глаза, мёртвые глаза, устремились на двоих наверху.
Губы его раздвинулись, он зарычал, как могло бы зарычать стоявшее рядом с ним существо. К нему возвращалась жизнь. Огонь, не тот, что сжёг его плоть, внутренний огонь разгорался в нём.
— Я пришёл… — голос его звучал не слабо, не напряжённо, даже Не болезненно. В нём слышался вызов.
— Ты пришёл… — ответил спутник Гвеннан.
— Во мне древняя кровь… — теперь в голосе его звучали гордость и сила. Он больше не шатался, спина его распрямилась. Ожоги его были ужасны, но в этот момент казалось, что они просто одежда, которую можно снять и выбросить.
— В тебе древняя кровь… — опять спокойное подтверждение.
— Приказываю… — Тор поднял руку. Существа, собравшиеся вокруг, ответили гортанным ворчанием. Их красные, как угли, глаза устремились на двоих вверху. Они ждали только жеста или слова, чтобы наброситься, уничтожить.
— Я приказываю… — и тут рука, которая держала руку Гвеннан, от которой в неё вливалось ощущение силы, разжалась. Её спутник прошёл между двумя меньшими камнями и начал спускаться.
Девушка хотела крикнуть, остановить его, но знала, что это бесполезно. Они должны решить между собой, эти двое, так похожие, что их можно было принять за одного человека, если бы не ожоги Тора.
Тор не отрывал взгляда от того, кто подходил к нему. Звери голодно зашевелились. Но тот, кто сдерживал их, по-прежнему побеждал.
Опекун спустился к основанию насыпи, прошёл между двумя чудовищами и остановился на расстоянии вытянутой руки от Тора.
— Ты не можешь взять… — сказал Тор. В нём больше не было никакой насмешливости. Гнев горел в его взгляде; глаза его сверкали, как глаза ждущих чудовищ.
— Я не могу взять… — согласился опекун. — Но ты можешь дать.
Лицо Тора исказилось в гримасе; должно быть, от этого порвалась корка его ожогов. Он высоко поднял сжатые кулаки, как будто хотел нанести смертельный удар стоявшему перед ним человеку.
— Нет! — закричал он, как будто испытывал сильнейшие муки. — Нет! На этот раз всё будет моё!
Опекун продолжал молча ждать. Гвеннан, не сознавая этого, придвинулась ближе.
— Ты не можешь использовать против меня Силу! — воскликнул Тор.
— Я не стану использовать её. Выбор за тобой — и всегда был.
Руки Тора упали, кулаки разжались. На него, как плащ на плечи, опустилась усталость. Но глаза по-прежнему сверкали.
— Ты не можешь связать меня…
— Только кровь может сделать это. Поэтому ты и не хотел видеть меня, разве не так? Кровь сильна, она связывает…
Тор испустил нечленораздельный крик: «Уйти? Я не уйду! Я свободен!»
— Разве? — одно слово, но Гвеннан видела, как задрожал Тор.
— Я свободен… — теперь слова слышались неясно, потому что Тор руками закрыл лицо. — Я… не… уйду… Я…
— Ты хозяин этих, — опекун указал на чудовищ, сидевших кругом. — Разве этого хочет подлинная кровь? Ты хотел прийти к Силе путями Тьмы?
— Есть другие наши воплощения… мы свободны…
— Свободен? Нет, ты теснее связан цепями, чем любой другой человек. Цепи на тебе не снаружи, а внутри. Как служила Сила таким, кто брал её твоим способом? Вспомни… подумай… как она им служила?
Тор стоял, по-прежнему закрывая лицо руками. «Ты не сможешь…»
— Если бы колесо не завершило оборот, возможно, и не смог бы. Посмотри на меня! — теперь голос звучал резко, в нём слышался приказ, не подчиниться которому Тор не смог.
Он опустил руки и посмотрел прямо в глаза противнику.
И в лице его Гвеннан увидела то, чего никогда не видела раньше, — боль, но не телесную боль, — дух Тора поддавался, смягчался, ломался.
— Если бы не ты… — негромко произнёс Тор. — Не ты и не время…
— Да, если бы не мы оба… и звёзды, которые сделали свой выбор. Но ты тоже ещё можешь выбрать…
Тор сделал лёгкий жест. «Какой у меня выбор? Ты уже пометил меня. Если бы я сумел удержать тебя… Сарис, она победила. Она призвала эту полукровку… — впервые он взглянул на Гвеннан. — Против вас двоих у меня не было шанса. Пусть будет по-твоему…»
Опекун покачал головой. «Не по-моему, нет. Желание должно принадлежать тебе. Нет ни поражения, ни победы. Но то, что разорвано, должно быть соединено, то, что пошло по неверной тропе, должно быть повёрнуто на верную».
— А Тьма, которая приближается, разве она ничего не значит? — спросил Тор. — Снова Тьма, падение, потом подъём и опять падение. Неужели это будет продолжаться вечно?
— Нет ничего вечного. И Тьма никогда не бывает полной. Ты это хорошо знаешь. В одиночку ты ничего не добьёшься. Нужно множество, и никто не может считаться главным создателем образца.
Тор медленно покачал головой. Он не смотрел на чудовищ, скорее на заснеженный мир вокруг. Потом поднял правую руку и указал на лес. Чудовища зашевелились, послышалось рычание, скрежет, кашель, крики, как будто они обсуждали полученный приказ. Потом повернулись и пошли, размахивая крыльями, топая ногами и копытами. Небо потемнело от туч, и Гвеннан услышала первый раскат грома.
Чудовища достигли края леса. Тор резко опустил руку, будто пробивал невидимую преграду. Вспыхнула ослепительная молния. Гвеннан замигала. Существа исчезли. Она видела только цепочку следов — потом ничего, белизна без единого следа. Ушли в другой мир.
Тор поморщился и пошатнулся. «Дело сделано, давай кончать. Я устал…»
— Ещё нет. Для тебя это не конец. Только начало, конца у которого не будет…
— Конец того, кто сейчас я. Кто знает, что ждёт впереди. Я есть я, все люди держатся за это — даже ты.
— Даже я, — кивнул опекун. — Но всё же повторю: конца нет. Иди и увидишь… — он протянул вперёд обе руки ладонями вверх.
Тор перевёл взгляд с лица незнакомца на эти протянутые руки, потом снова посмотрел в лицо. Медленно, очень медленно он тоже поднял рута! на одной отчётливо видны были ожога. И Тор пошёл вперед. Гвеннан видела, как он сжал губы: он шёл туда, откуда не будет возврата.
— Иду, — тяжело проговорил он и положил руки на ладони ждущего.
Они простояли так, казалось, целую вечность. Тор упал, и опекун не сделал попытки поддержать или поднять его. Тело свернулось на снегу, голова легла на руки. На лице, несмотря на ожоги, воцарилось выражение мира — такое же, как на лице леди Лайл в гробу обновления.
— Он?… — она спустилась с насыпи и теперь стояла рядом с опекуном.
