— Не говорите слишком мало, — сказал Женьсиньг. — Дайте каллистянам время как следует рассмотреть вас.
Широков одно мгновение колебался, потом решительно снял очки и подошел к аппарату. Яркий свет был очень неприятен, пришлось сильно прищуриться, но это казалось ему лучше, чем показаться перед многими миллионами зрителей в очках, искажавших его лицо. Сознавая, с каким жадным вниманием каллистяне будут его рассматривать, он мучительно волновался и несколько секунд был не в состоянии начать говорить.
Прямо перед ним находилось темное отверстие трубы передатчика. В глубине этого отверстия что-то неясно блестело. Широкову вдруг показалось, что перед ним окно, за которым раскинулся весь простор огромной планеты, и бесчисленное количество черных лиц с длинными узкими глазами, устремленными на него.
Он глубоко вздохнул и сказал:
— Здравствуйте, товарищи каллистяне!
Сказал и только тогда понял, что говорит по-русски.
Все бывшие возле аппарата смотрели на него внимательно и серьезно. Никто, казалось, не удивился, что он говорит на земном языке. Вероятно, все подумали, что он сделал это намеренно.
Три слова, сказанные на родном языке, как-то сразу успокоили Широкова, и он начал говорить уже по-каллистянски, как ему казалось, совсем спокойно. Но впоследствии он никак не мог вспомнить, что именно он говорил каллистянам в тот день. Слова сходили с его губ без участия его воли, сами собой. Но когда, некоторое время спустя, он спросил Синяева о своей речи, оказалось, что он говорил хорошо и с чувством.
После Широкова выступил Синяев. Он не казался, а действительно был совершенно спокоен. Коротко приветствовав каллистян, Георгий Николаевич посвятил свою речь развитию мысли, высказанной Диегонем, что к союзу людей и каллистян примкнут в будущем жители других, пока еще не известных планет.
Женьсиньг закрыл своеобразный «митинг», и все снова отправились на чудесной олити к кораблю.
Каллистяне торопились покинуть остров.
— На звездолете огромное количество предметов, подаренных нам на Земле, — сказал Диегонь Женьсиньгу. — Я прошу без меня не разгружать корабль.
— Никто ничего не тронет, пока вы будете в отсутствии, — ответил Женьсиньг.
— На чем мы отправимся на континент? — спросил Синяев.
— На корабле, — ответил Женьсиньг.
— А почему не по воздуху? Ведь это будет быстрее.
— Потеря времени незначительна. Корабль идет быстро. Таково желание Диегоня и его товарищей. Но если вы возражаете…
— Нисколько! Просто я не очень хорошо переношу качку.
— Ее не будет.
— А если поднимется буря?
— Это исключено. На время вашего переезда ветер не будет пропущен в эту часть планеты.
— Вы управляете ветром? — пораженный этими словами, спросил Синяев.
Ответ был неожиданным:
— Погода планируется.
Широков и Синяев молча переглянулись.
— Если ветер в этой части океана и был намечен, — невозмутимо продолжал Женьсиньг, — то ради вас станции изменили программу. Охлажденные над океаном массы воздуха направят куда-нибудь в другую сторону.
— Но как… — начал Синяев и замолчал. Не стоило просить объяснений. Было немыслимо узнать и понять все сразу.
Сборы были недолги. Звездоплаватели намеревались вернуться на остров и не брали с собой никаких вещей. Но у гостей Каллисто багаж оказался весьма объемистым. Они должны были остаться на континенте и взяли с собой все, что привезли с Земли.
Не без грусти расставались Широков и Синяев со звездолетом, на котором провели больше трех лет.
— Мы вернемся на Землю на этом же корабле? — спросил Широков.
— Разумеется, нет, — ответил Мьеньонь. — Для вас построят новый, по последнему слову техники. Вы же видели на Сетито, что современные звездолеты более совершенны.
Олити в три рейса доставила на пристань всех.
В сущности, это была не пристань, а просто набережная. Она представляла собой огромную площадку, выстроенную из красных каменных плит, похожих отчасти на гранит, отчасти на мрамор, отполированных, как зеркало. Каждая плита была не менее двадцати квадратных метров величиной.
Когда появились каллистяне и их гости, корабль, стоявший в пятидесяти метрах от берега, приветствовал их протяжным, странно звенящим звуком. Несмотря на большую мощность этого «гудка», он не был неприятен для слуха и отличался какой-то своеобразной мягкостью.
— Я думал, что на Каллисто нет гудков, — сказал Широков, — ведь они создают шум.
— До последнего времени, — ответил ему Гесьянь, — гудки на море были необходимы. Каллисто — жаркая планета, и на ней часты густые туманы. Теперь, конечно, они не нужны. Но сохранилась морская традиция.
Корабль приблизился.
Оба друга видели такие корабли на рисунках и фотографиях, которые показывали им каллистяне еще на Земле, но тем не менее с большим интересом рассматривали странное судно.
Оно было невелико и очень узко. Ширина палубы не превышала четырех метров. Не было ни мачт, ни труб. Корпус судна, выстроенный из серебристого металла, почти не выступал из воды. Вся верхняя надводная часть была накрыта сплошным прозрачным кожухом чуть голубоватого оттенка. Благодаря низким бортам казалось, что по воде плывет огромная стеклянная лодка, перевернутая килем вверх.
Парапет набережной был значительно выше борта корабля, и люди, стоявшие на ней, смотрели на судно сверху. Первое, что обращало на себя внимание, было отсутствие каких бы то ни было палубных надстроек. Сама палуба представляла собой гладкую поверхность темного цвета, без единого шва, точно она была покрыта линолеумом. В трех местах виднелись небольшие зеленые круги.
Экипаж судна состоял из восьми каллистян.
Моряки были одеты очень своеобразно, в костюмы, отличные от тех, которые люди Земли видели до сих пор. На них были короткие, до колен, брюки и легкие сетки без рукавов. И то и другое было голубого цвета. По обычаю каллистян головы были ничем не покрыты.
— Словно дети, — сказал Синяев.
Действительно, странный костюм моряков напоминал одежду детей в летнее время. Издали казалось, что на палубе стоят черные мальчики в трусиках и майках.
— Я не вижу в этой прозрачной крышке ни одного отверстия, через которое мы сможем проникнуть на корабль, — сказал Широков. — Или она поднимается, как на олити?
— Посмотрите внимательнее, — ответил Гесьянь. — Вход прямо перед вами.
