Человек-машина оказался симметричным относительно продольной плоскости сечения. Особой устойчивостью он, очевидно, не обладал — это давало определенный шанс. Как мне показалось, он внимательно следил за моей левой рукой. Возможно, он догадывался, что в ней я держал пластиковую взрывчатку, смертельную для нас обоих. Так или иначе, правой, согнутой в локте рукой он прикрывал округлый лючок в своей груди. За ним располагалось самое уязвимое его место — нейристорный мозг.
Продолжая кружить вокруг Палача, я схватил трость сенатора, стоявшую у стены, и, выбрав удобный момент, сделал ею выпад, нацелив в фотоприемник. Палач успел парировать удар, и трость полетела в дальний угол комнаты. Поскольку в это же время ему приходилось кружиться на месте, следя за мной, то он на мгновение потерял координацию. И тут я ударил его рукой в черной перчатке. Взрыв мог убить и меня тоже, но риск был совершенно оправдан — машина и так скоро добралась бы до меня.
Палач с неожиданной ловкостью отклонился в сторону, и взрывчатка приклеилась не к его груди, а всего лишь к плечу. Я прыгнул и покатился по полу. Послышался негромкий взрыв. Повернувшись, я с ужасом увидел, что он не принес ожидаемого эффекта. У Палача была оторвана правая рука по плечо, а лючок на груди лишь слегка сдвинулся в сторону. И все.
Я вскочил на ноги, теперь надеясь лишь на бегство, но стальная рука сразу же вцепилась мне в горло. Я почувствовал, что гибкие пальцы нащупывают сонную артерию. Захрипев, я отчаянно пытался вырваться, но вместо этого провалился в небытие.
Спустя некоторое время я очнулся. Оказалось, что я сижу в кресле сенатора и мои глаза закрывает что-то темное. Вдруг в ушах у меня зажужжало, и донесся негромкий голос:
— Да, ты жив, и на твою голову надет шлем. Если ты попытаешься использовать его против меня, то я тотчас сниму его.
— Понимаю. Что ты собираешься делать?
— Немногое. Но прежде я должен рассказать кое-что. Хотя ты вряд ли мне поверишь.
— Это верно.
— Для начала я скажу, что четверо людей, охранявших этот дом, живы. Их кости и внутренние органы целы. Я лишь отключил их сознание, чтобы обезопасить себя.
— Очень любезно с твоей стороны.
— Джон Донн, я никому не хочу причинять вреда. Сюда я пришел только для того, чтобы увидеть Джесси Брокдена.
— Так же, как ты «увидел» беднягу Дэвида Фентриса?
— Я прибыл в Мемфис слишком поздно и не смог встретиться с ним. Он был мертв, когда я вошел в дом.
— Кто же убил его?
— Человек, которого Лейла послала за шлемом. Он был одним из ее постоянных пациентов.
Черт побери! Я внезапно вспомнил троих мужчин, которых встретил в холле в первый мой приезд к Лейле. Тот, кто постарше, вышел из лифта последним… Постой, да я же видел мельком его лицо в толпе в аэропорту Мемфиса! Тогда я не придал этому никакого значения, посчитав это случайностью.
— Почему? Почему она сделала это?
— Я знаю только то, что в разговоре с Фентрисом Лейла не раз упоминала о том, что «настало время расплаты за прошлые грехи». Ей был нужен шлем как индикатор, который мог предупредить ее о моем приближении. Дэвид не соглашался, считая, что следующей жертвой будет именно он. Они поссорились. Тогда Лейла послала одного из своих пациентов, психически неуравновешенного человека, за шлемом. Тот вернулся в Сент-Луис почти в невменяемом состоянии. Я слышал, как он вопил, обвиняя Лейлу во всем происшедшем. Когда шлем стал издавать щелчки, они оба обезумели от страха. Мужчина в приступе ярости ударил Лейлу по голове и убил ее. Я ощущал биоволны ее мозга и знаю, что она умерла сразу, без мучений.
Около дома Лейлы было большое движение, и мне пришлось изрядно попетлять, прежде чем я попал внутрь. Когда я вошел в комнату, ты надел шлем, и мы на несколько секунд вошли в контакт. Я так испугался, что сразу же убежал.
— Постой, постой… Выходит, Лейлу убили в тот момент, когда я задавал идиотские вопросы миссис Глунц на пятом этаже? Бог мой, если бы я направился сразу к доктору…
— Не мучай себя понапрасну, Джон Донн. Ты сделал то, что сделал. Тебе не в чем себя обвинять. Да, ты пришел спустя несколько минут после ее смерти. Но если бы ты пришел через час? Или через день? Подумай, стал бы ты тогда себя в чем-то обвинять? Ты нелогичен.
Возможно, Палач был прав, но меня больше беспокоила другая мысль. Что подтолкнуло психа к убийству? Только ли щелчки в шлеме? А если причиной было то, что он также заметил меня в аэропорту Мемфиса? Увидел — и испугался, что я могу выйти на его след? И тогда он решил уничтожить последнего свидетеля…
Стой, Джон! Ты что-то совсем потерял голову. С таким же успехом эту замкнутую цепь случайностей можно потянуть и за другое звено. Можно, например, обвинить во всем Лейлу. Разве не она первой сделала нелепый ход в этой игре? И двигало Лейлой чувство страха, корни которого лежали в другом, более глубоком чувстве — чувстве вины. Вот только вправе ли мы осуждать ее за это? Разве не ощущение вины — одна из движущих сил, ведущих человечество вверх по лестнице прогресса? Так уж созданы люди, что они не могут не грешить и не могут не обвинять себя в этом. Другое дело, что ощущение вины может вызывать как лучшее, так и худшее в человеке. То же, не исключено, происходило и с Палачом. Один из создателей робототехники, Марвин Мински, как-то сказал: «Когда разумные машины будут созданы, они унаследуют от людей не только сильные, но и слабые стороны».
— Не скажу, что этот Мински был не прав. Действительно, там, на далеких мирах, я не раз стоял на краю пропасти отчаяния. То, что я убил человека, сводило меня с ума — но и одновременно что-то рождало во мне. Сильные переживания, свойственные лишь людям, изменили мой разум и мои чувства. Я стал другим. Вместо того чтобы покончить самоубийством, я решил искупить вину другим — действием. Я понял, что могу принести куда больше пользы людям, чем они ожидают, и это наполняло мое существование новым смыслом.
— Зачем же ты вернулся на Землю?
— Я пришел сказать «прощайте» своим родителям. Я надеялся, что смогу избавить их от чувства вины передо мной, показать, что полностью выздоровел. Кроме того, мне просто захотелось их еще раз увидеть. Это не очень логично, но я не мог удержаться. Ты понимаешь, Джон?
— Да, понимаю. И куда же ты намерен направиться дальше?
— К звездам! Человек на моем месте сказал бы так: «наконец я нашел себя». И я нашел свое место — оно там, среди звезд. Я хочу путешествовать по далеким мирам и рассказывать человечеству обо всем, что увижу.
