Ознакомительная версия.
Однако была же причина, по которой Уриил, гнев Божий, прибыл сейчас сюда и терпит все это безобразие! Если напрячь внутреннее зрение – то ее, пожалуй, удастся разглядеть…
А если не увижу – то какое же я Божье око?
Луна, верная подруга, появилась наконец, приплыла в своем светлом круге, serco tiene la luna…
– Amor, amor, amor y eternas soledades, – тихонько пропела луна, возможно – сама о себе, а возможно – и о многих, живущих в озаренном ею мире.
Не дожидаясь моей просьбы, она положила нужные тени на лицо Уриила, и стала видна та горечь, уже перерастающая в безнадежность, что погнала его проститься с несбывшимся.
Он единственный из всех ничего не делал, а только ждал сигнала к бою. И сигнал прозвучал было, разбудил в душе восторг, встрепенулись огненные крылья, но восторг оказался преждевременным. Бой отменяется, сказали ему, жди дальше…
Но он же собственными глазами видел, что час настал и ждать дальше – попросту опасно!.. Он видел, что гибнет мир, любовь к которому была для архангела так же естественна, как дыхание, как полет, как вера!
Видеть-то видел, но был связан обетом повиновения. Ибо он – не свой, он – Божий…
Возможно, он хотел оправдаться перед Нартовым и ребятами, как бы странно это ни казалось. Возможно – убедиться, что с ними все в порядке. Но мучения, которые он сейчас испытывал, слушая обвинения и будучи не в силах на них достойно ответить, потрясли меня. Человеку такого не испытать, подумала я, ни такой великой силы, ни такого великого, вселенского бессилия, и слава Богу… Но только как удержать Нартова, как растолковать ему, чтобы не резал по живому?!.
– Si tu eres mi linda amiga, como no me miras, di? – вдруг тихонько спросила луна. Я, опомнившись, опять запрокинула голову и увидела, что туманно-радужный круг сбоку разошелся и свет, в нем скопившийся, мелкими пылинками слетает к деревьям. А под одним деревом стоит непонятно кто, дожидаясь непонятно чего, и пылинки, оседая на нем, делают его заметным, и в отраженном свете его лицо становится почти человеческим, даже на губах – подобие улыбки…
Михаила я знала, Варахиила и Рафаила – видела несколько раз. О Гаврииле говорили при мне, что он – архангел светлый, радостный, в небесно-голубом весеннем плаще, и вовеки не возьмет в руки меча, ибо держит белоснежную благовещенскую лилию. Рагуил и Уриил стояли передо мной. Всего же архангелов – Семь. И седьмой – Разиил, Огненный, «Тайны Божьи»! Выходит, он?..
Рядом с нами присутствовала тайна, некий замысел Божий, который уже воплощался, но от того, угадаем мы или не угадаем, в чем он заключается, зависело многое. Вот что увидала я на лице Разиила – а заодно поняла, что прячет его плотный темно-синий плащ. Если бы проколоть этот плащ хотя бы самой тонкой иглой – мир был бы рассечен подобным раскаленной струне лучом. Очевидно, это был Знак, что тайны Божьи опасны.
Я поняла страх Уриила – он боялся не угадать. И вздох Рагуила я поняла – Рагуил волновался за друга и брата. Ведь он, Рагуил, действовал сейчас, как сказал бы он сам, посмеиваясь над нашим корявым наречием, в рамках своих полномочий.
– Уриил, час пробил, – тихо сказала я. – Ты посмотри туда – он просто не может тебе подсказать. Ему запрещено. Но он знает.
Все повернулись ко мне – и я, как это со мной все еще случается, покраснела.
– Ты действительно видишь это? – сухо и строго спросил Рагуил. Сухо, строго – и с надеждой! Все благодушие с него словно смыло потоком лунного света. Сейчас передо мной стоял вечный хранитель справедливости, словно вытесанный из ледяной глыбы, как стоял уже в час сотворения мира, следя за равновесием между светилами.
– Я не знаю! Но очень хочу увидеть!
– По крайней мере это честно, – сказал Нартов. – Ребята, я тоже хочу это увидеть.
– И я, – присоединился Марчук.
– И я! – немедленно добавил Валевский. А сказано: «Где двое или трое из вас…»
– А нас тут сколько? Нас тут… – Марчук, как и полагается менту, для надежности счел нас указательным пальцем. – Нас же тут восемь!
Не напрасно медведь считается хитрющим зверем. Марчук этак ненавязчиво посчитал и Уриила с Рагуилом…
Однако Уриил застыл в нерешительности. Ему нужен был вполне отчетливый Знак, который ни с чем не перепутаешь.
И тут заговорил Гошка Яружный.
– Дайте место гневу Божию, – произнес он. – Разве именно так не сказано – дайте место гневу Божию?
– Сказано, чтобы сами не мстили никому, а положились на Него, – разъяснил Рагуил.
– Нет, – возразил Гошка. – Одно из двух, либо мы сами разбираемся, как этот пацан с Управой, либо даем место гневу Божию и только смотрим, как он разбирается. А чтобы ни того, ни другого – так нельзя. Нечестно.
– Вот тоже мне богослов нашелся! – возмутился Марчук. – Мало ты нам радости с мечами устроил?
– Да я же попрошу – и мечи с неба опять прилетят! Как тогда! – воскликнул Гошка. – Я знаю, что это возможно! Понимаете, Виктор Сергеевич, – знаю! И что нужно дать место – знаю, а то его вообще никогда не будет!..
– Или – или, – ввязался в спор Нартов. – Или – Управа, будь она неладна, или гнев Божий и настоящая справедливость!
– Справедливость, значит? – Уриил вспыхнул точно так же, как Нартов, и лишь теперь я увидела – да ведь они и лицоми похожи, только Уриил не стриг вороных кудрей, а Нартов стриг – вот и вся разница. – По закону справедливости, а не по закону милосердия? А ты догадываешься, что коли так – и с тобой поступят по справедливости?
– Да уж поступили, – ответил за Нартова Леша Валевский. – А ответственности не боимся.
– Пусть так, – кивнул крупной головой Марчук. – Пусть сперва с нами – по справедливости, но зато потом – пусть с ними! Я готов.
– И я готов, – подтвердил Валевский. – Если сверху не видно, кто там у нас справедливость заслужил, мы списки составим.
– И я! – присоединился Гошка. – И еще в других бригадах спросить надо.
Уриил слушал все это и не отвечал.
Подружка моя, луна, перекатилась чуть правее и осветила того, кто уже не стоял под деревом. Разиил неторопливо шел к нам. Дойдя, остановился и невольно чуть шевельнул свой синий плащ. Жар пошел из-под складок, и мы отступили – все, кроме Гошки Яружного. Он, кажется, даже не почувствовал жара и не понял, что от света, который излучало Разиилово лицо, надо зажмуриться.
– Как тебя звать? – спросил Разиил.
Тот, кто стоял перед ним, уже не был нашим Гошкой. Свет преобразил его кудлатую шевелюру, золотом налились пряди, неожиданные тени легли на круглое лицо, сделав его тонким, губы – маленькими и нежными, глаза – огромными.
– Георгием, – был негромкий ответ.
– Георгием, – повторил Разиил. – Что же, имя – это судьба. Георгием и будешь.
Ознакомительная версия.
