— Я… постараюсь.
Она не просто постарается, подумал Эйлле, глядя, как меняется пейзаж внизу. Джао крайне редко впадают в безумие. Но Эйлле снова и снова убеждался, что Губернатор Оппак действительно безумен. По крайней мере, становится безумным время от времени.
Яут уверен, что понял причину, по которой это произошло. Но проблема куда сложнее. Дело не в том, что Оппак «заразился человеческими привычками». Так можно сказать про Врота. Поведение ветерана можно назвать грубым — это свойственно отпрыскам Уатнака, — может быть, даже странным. Но никому не придет в голову сказать, что он обезумел. Оппак делал то же самое и одновременно — в корне противоположное. Он перенимал человеческие привычки, противопоставляя себя туземцам, выбирая самое отталкивающее, что есть в людях. Остального он не заметил. Нет, хуже. Отверг.
Оппака терзал гнев — глубокий, глухой, зреющий уже давно. Причину этого гнева Эйлле не знал. Но, какова бы она ни была, союз, неизбежно возникающий между победителями и побежденными, превратился в нечто уродливое. Нечто… Да, Яут прав. Нечто человеческое.
Он повернулся к Кэтлин.
— Есть некоторые термины, с которыми я столкнулся, изучая вашу историю. Они вызвали у меня затруднение, и я хочу попросить, чтобы вы мне их объяснили.
— Пожалуйста.
— Первый термин — «тиран». Второй — «деспот».
Талли наблюдал за Эйлле и юной Стокуэлл из своего кресла. Похоже, Субкомендант всерьез заинтересовался дочкой президента. Интересно, с чего бы это. Насколько знал Талли, джао не испытывали к «человеческим особям» противоположного пола ничего, сколько-нибудь похожего на сексуальное влечение. Ни одного случая изнасилования за двадцать лет отмечено не было, равно как и любых других отношений, имеющих сексуальную окраску. Жестокость джао была на удивление «бесполой». И не из-за физиологической несовместимости: судя по форме половых органов джао, соитие не вызвало бы никаких затруднений.
Нет, дело не в том, что джао спариваются исключительно со своими соплеменниками. А в том, что они делают это до странности редко. Такое ощущение, что их не возбуждают не только люди, но и особи своего вида. Никаких «мальчики налево, девочки направо». Самцы и самки ходили друг перед другом нагишом, вместе отправляли нужду и вместе купались. Может быть, у них и детей нет? По крайней мере, на Земле никто ни одного не видел. Да нет, вряд ли. Просто джао не привозили сюда свои семьи — или что там у них вместо семей.
В общем, куда больше можно рассказать о брачных обычаях медуз.
Талли повернулся, и что-то твердое врезалось в ягодицу. Что-то прямоугольное, с острыми краями, лежащее в заднем кармане брюк.
Пульт локатора. Он все еще в его распоряжении, хотя Яут вряд ли об этом забыл. Талли скосил глаза и взглянул на непроницаемое лицо фрагты. В обсидиановых глазах вспыхивали редкие искорки. Ах ты, чертов «морской скотик»… Он тебя испытывает, Гейб Талли. И если что не так, ты заплатишь, скорее всего, своей жизнью. Нет, не так… Посчитай, сколько раз ты смотрел в лицо смерти, с тех пор как эти ублюдки высадились на планете? Давай, воспользуйся шансом, беги! Может быть, тебе это и удастся. Нет, расплата будет куда более страшной. Потому что ты поплатишься своей честью. Тем, что джао называют «витрик».
Господи…
У тебя нет причин беспокоиться о том, что о тебе подумает Яут. Он просто джао, «пушистик», «морской скотик» — в первую очередь и в конечном итоге. У тебя нет причин беспокоиться о чем бы то ни было, кроме попытки сбежать. В конце концов, вспомни свой первый долг — долг любого, кто оказался в плену. Ты выучил это вместе с азбукой и счетом в лагерях повстанцев, ты ел это на завтрак морозными серыми рассветами, ты твердил это, как молитву, перед сном.
Яут бил тебя, не проявляя ни терпения, ни доброжелательности. Он требовал от тебя того, что ты был не в состоянии понять даже отчасти, и отказывался что-либо объяснять. «Урем-фа», обучение через тело, вот как это называется. И ты ни черта не должен ни ему, ни Субкоменданту. И все же…
Он вытащил черную коробочку, некоторое время вертел ее в руках, разглядывая со всех сторон. И, наконец, снова положил ее в карман.
Губернатор Оппак в бешенстве. Это ясно как день. Субкомендант Эйлле… он что-то сотворил там, в Орегоне. Обвел Губернатора вокруг пальца, как сказали бы люди. И, похоже, этим дело не ограничится. Ситуация складывается напряженная, и дальше будет только хуже. Возможно, Сопротивление найдет способ этим воспользоваться. И это значит…
Это значит, что он, Талли, занял идеальную позицию, чтобы наблюдать за происходящим. И анализировать.
И ждать. Третий путь все еще представляется… Возможным. И даже достойным. Равно для людей и джао. Господи помилуй… Я начинаю понимать этих ублюдков.
* * *
Кэтлин откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и попыталась отвлечься от боли. Сломанная кость безумно ныла.
Надо просто о чем-то подумать. Например, о бархатистой руке джао, которую все еще прикрывает ее ладонь. Почти всю свою жизнь, почти все двадцать четыре года, она провела среди инопланетян — и впервые почувствовала к одному из них нечто, отдаленно напоминающее симпатию. Нет, не симпатию. Привязанность. Кэтлин была слишком честна с собой, чтобы лгать себе на этот счет.
Кто-нибудь вроде Эйлле вызывал бы у нее уважение. Или восхищение. Но Тэмт… Какими бы ни были их отношения, во что бы они не переросли позже, сейчас их наполняла подлинная теплота. По крайней мере, о себе Кэтлин могла говорить с уверенностью. Возможно, и Тэмт отвечает ей тем же. Потому что по-своему джао тоже способны испытывать чувства, которые люди называют «теплыми» или «сердечными».
Причина? Не исключено, что просто из-за одиночества. Нет, Тэмт нельзя назвать отверженной. Но с таким низким статусом она не могла рассчитывать ни на уважение, ни тем более на симпатию своих соплеменников.
Кэтлин вздохнула. Насколько искаженным было до сих пор ее восприятие джао! Те, с кем она общалась до сих пор, были «сливками общества», недосягаемой стратосферой, или прихлебателями, которых они приблизили к себе. Но каким видится то же самое общество глазами одного из тех, кто находится в самом низу пирамиды?
Да, именно так. В самом низу пирамиды. Джао могут сколько угодно тешить себя заблуждениями относительно принятого у них равенства, смеяться над тем, как люди цепляются за всевозможные правила этикета, указывающие на привилегированное положение — кто перед кем распахивает дверь, кто кому отдает честь… Но с другой стороны, никогда и нигде люди не были так связаны статусными отношениями, как джао. По крайней мере, современные люди.
