— Ничего, сэр.
Генри Белт подошел к иллюминатору, посмотрел на парус и тут же резко обернулся.
— Кто дежурит?
— Саттон и Острэндер, сэр.
— Джентльмены, обратите внимание на парус. Он повернулся выпуклой частью к Солнцу. Через десять минут мы запутаемся в сотне миль троса.
Саттон и Острэндер бросились исправлять положение. Генри Белт презрительно покачал головой.
— Это именно то, что именуется словами «небрежность» и «невнимательность». Вы оба совершили серьезную ошибку. Парус всегда должен находиться в таком положении, чтобы тросы оставались натянутыми.
— Похоже, что-то не в порядке с датчиком, сэр, — неосторожно заметил Саттон. — Он должен был оповестить нас, когда парус развернулся.
— Боюсь, должен поставить вам дополнительный минус за попытку оправдаться, мистер Саттон. Ваш долг убедиться в том, что контрольная аппаратура все время работает должным образом. Никакая машина не заменит вашей бдительности.
Острэндер взглянул на контрольный пульт:
— Кто-то повернул выключатель, сэр. Это не оправдание, а только объяснение.
— Граница между ними трудноуловима, мистер Острэндер. Пожалуйста, запомните хорошенько мои замечания о бдительности.
— Да, сэр, но кто повернул выключатель?
— Оба, вы и Саттон, теоретически должны были следить за любыми подобными происшествиями. И вы ничего не заметили?
— Нет, сэр.
— В таком случае, я готов обвинить вас в очередной невнимательности и небрежности.
Острэндер покосился на Генри Белта.
— Насколько я помню, единственным человеком, который подходил к пульту, были вы, сэр. Уверен, вы не стали бы этого делать.
Генри Белт печально покачал головой.
— В космосе ни от кого нельзя ожидать рационального поведения. Минуту назад мистер Саттон несправедливо приписал мне чрезмерную склонность к спиртному. А что если это так? Допустим, к примеру (шутки ради), что я действительно пил виски, что я попросту пьян?
— Я согласен, сэр, все возможно.
Генри Белт опять покачал головой.
— Подобное замечание, мистер Острэндер, перекликается с высказанным мистером Кулпеннером. Лучшим ответом был бы такой: «В будущем я постараюсь быть готовым к любой мыслимой ситуации». Мистер Саттон, вы издали свистящий звук?
— Это я вздохнул, сэр.
— Прошу вас дышать с меньшим рвением.
Генри Белт повернулся и принялся расхаживать по кают-компании, рассматривая ящики и хмурясь при виде пятен на полированном металле. Острэндер что-то шепнул Саттону, и оба стали внимательно наблюдать за Генри Белтом. Наконец, Генри Белт, пошатываясь, направился к ним.
— Вы проявили повышенный интерес к моим движениям, джентльмены.
— Мы следили, как бы не произошло другого непредвиденного случая, сэр.
— Отлично, мистер Острэндер, продолжайте в том же духе. В космосе нет ничего невозможного. За это я ручаюсь.
Генри Белт послал всю команду удалять краску с поверхности параболического рефлектора. Когда работа была окончена, солнечный свет стал фокусироваться на фотоэлементе. Возникшая при этом энергия использовалась для создания струи ионизированной плазмы. Ионы улавливались огромной поверхностью паруса. Так корабль получил дополнительное ускорение.
Наконец однажды, в момент, точно рассчитанный компьютером, парусник по касательной покинул земную орбиту и полетел под определенным углом к орбите Марса. При ускорении в одну сотую скорость нарастала быстро. Земля стремительно удалялась. Когда корабль оказался в открытом пространстве, радостное воодушевление кадетов исчезло, уступив место похоронно-торжественному настроению. Скрывающаяся из вида Земля — печальный символ уходящей жизни и долгой разлуки. Наиболее впечатлительные кадеты — Саттон, фон Глюк и Острэндер — оглядывались назад, чувствовали, как их глаза наполняются слезами. Даже уравновешенного Кулпеннера поразило величественное зрелище: Солнце — ослепительная бездна, и Земля — круглая жемчужина, катившаяся по черному вельвету среди мириадов сверкающих алмазов. И вдали от Земли, вдали от Солнца открывалась грандиозная картина совершенно иного мира. Впервые кадеты смутно почувствовали, что Генри Белт был прав, говоря о странных видениях. Тут царили смерть, покой, пустота и красота ярко сияющих звезд, обещавшая не забвение смерти, но вечность… Потоки и брызги звезд… Знакомы созвездия, звезды, словно древние герои, носившие гордые имена: Ахернар, Фомальгаут, Садал, Сууд, Канопус…
Саттон не мог смотреть на космос.
— Страха я вроде не испытываю, — объяснял он фон Глюку, — а может, это действительно страх. Меня как будто засасывает, тянет туда… Наверное, со временем привыкну.
— Я в этом не уверен, — возразил фон Глюк, — по-моему, космос может стать потребностью вроде наркотика — тогда на Земле будешь ощущать жар и одышку.
Жизнь стала размеренной. Генри Белт казался уже не человеком, а причудливым явлением природы, подобно смерчу или молнии. Он не проявлял ни к кому особой симпатии и не прощал ни малейшей обиды. Кроме личных кают, ни одно место на корабле не ускользало от его внимания. Постоянно от него разило перегаром, и предметом тайных обсуждений было количество виски, которое взял с собой Генри Белт. Но вне зависимости от того, как от него пахло и насколько сильно он шатался, взгляд его оставался твердым и проницательным, и говорил он без запинки своим на удивление ясным благозвучным голосом.
Однажды Генри Белт казался пьянее, чем обычно, и велел всей команде в скафандрах выйти из корабля и осмотреть парус на предмет повреждения метеоритами. Приказ показался кадетам достаточно странным, и они с недоумением уставились на своего наставника.
— Джентльмены, вы колеблетесь, вам недостает усердия, вы предаетесь праздности и лени. Не воображаете ли вы себя На Ривьере? В скафандрах, по двое, все в космос! Проверьте корпус, парус, рефлектор и датчики. Даю вам два часа. Когда вернетесь, я хочу получить подробный рапорт. Мистер Линч, полагаю, сейчас вы ответственный дежурный. Вы предъявите рапорт.
— Да, сэр.
— Еще одно. Вы увидите, что парус слегка надулся от солнечного ветра. Поэтому он действует как фокусирующее устройство. Фокальная точка предположительно находится за кабиной управления. Но необязательно. Я видел, как однажды человек сгорел в таком фокусе. Имейте в виду.
В течение двух часов кадеты плавали в открытом космосе с помощью реактивных устройств. Всем понравилось это занятие, за исключением Саттона, которого захлестнул поток эмоций. Вероятно, меньше всех был взволнован практичный Верона, который осматривал парус столь тщательно, что мог бы удовлетворить даже Генри Белта.
