Слова никак не хотели проникать в сознание доктора Пуласки, потому что были чудовищны и несли в себе кошмар. Он открыл рот, чтобы закричать, но старший небрежно поднял руку и выстрелил, словно отмахнулся от надоедливой мухи.
— Это ты ловко придумал… Но ведь нас не устроит, если они попадут в лапы полиции.
— Об этом ты не беспокойся. Это я беру на себя. Если они их найдут, я буду знать об этом раньше кого-нибудь другого…
— Дейзи, уже два, а Питера нет… — Миссис Клевинджер зябко поежилась, хотя в комнате было тепло.
— Ну что ты, мама, волнуешься, сейчас придет. Что он, первый раз задерживается?…
— Я позвоню в школу. Занятия кончаются в двенадцать…
— Не надо звонить.
— Почему? Я места себе не нахожу.
— Потому что я уже звонила.
— И что тебе сказали?
— Питер ушел в двенадцать.
— От школы до дома десять минут. Что же делать? Что же делать? — На выцветших глазах миссис Клевинджер навернулись слезы. Она никогда не любила так собственных детей, как единственного внука. Воображение уже рисовало ей картину, как вот-вот распахнутся двери и внесут окровавленного Питера. Сшибла машина, упал, подрался… При нынешних нравах, когда кругом жестокость, кругом угроза, все враждебно и не знаешь, что принесет новый день, можно ждать всего.
— Перестань, перестань, мама! Не накручивай себя, ничего страшного не случилось. — Дейзи старалась говорить решительно, но ей это плохо удавалось. Еще четверть часа, дала она себе срок, и нужно будет идти искать мальчика. Священный Алгоритм, неужели же бабушка права и семилетнего мальчика даже днем нельзя отпустить одного в таком, казалось бы, спокойном ОП… И, как назло, муж будет только через три дня…
Раздался звонок, и обе женщины бросились к двери.
— Где ты был? — почти одновременно выкрикнули они.
— Кто? — спросил мальчуган.
— Как — кто? Ты. Посмотри на часы. Уже начало третьего. — Дейзи старалась говорить спокойно, но волнение еще не улеглось.
— Я катался, потом смотрел картинки.
— С кем? Какие картинки?
— С одним человеком. В его машине. А разве ты не знала? Он сказал мне, что договорился с тобой и с бабушкой.
Дейзи почувствовала, как ее снова начинает бить лихорадка. Никто с ней не договаривался. Миссис Клевинджер сердито сказала:
— Дейзи, почему ты мне не сказала?… Кого это ты посылала за мальчиком?
— Я никого не посылала и ни с кем не договаривалась.
— Но… Отцы-программисты…
Резко зазвонил телефон. Дейзи сняла трубку.
— Слушаю.
— Миссис Дейзи Орланди? — спросил мужской голос.
— Да. С кем я говорю?
— Питер уже дома?
— С кем я говорю? — почти выкрикнула Дейзи.
— Не волнуйтесь, мадам. По моим расчетам, ваш мальчуган уже дома и волноваться вам нечего. Вам удобно говорить? — Голос звучал уверенно.
— Да. Но кто это?
— Неважно. Я был рад познакомиться с вашим сыном. Хороший парень… — Голос замолк, и Дейзи услышала лишь глубокий вздох. — Поверьте, мне было бы очень грустно, если бы с ним что-нибудь случилось.
— О чем вы говорите?
— Сегодня Питер задержался всего на два часа. Но ведь мог бы задержаться и больше… — Угрозы в голосе не было. Он просто сообщал то-то и то-то. — Поверьте, мы в этом совершенно не заинтересованы.
— Но что вы хотите? — Дейзи изо всех сил прикусила зубами нижнюю губу. Только бы не впасть в истерику. Дышать спокойно. Не торопиться. Питер ведь дома, с ним ничего не случилось.
— Мы хотим, чтобы вы поняли, как легко ваш Питер может задержаться. Даже если он и остался бы дома… Но этого никогда не случится, если вы согласитесь оказать нам небольшую услугу…
«Деньги, — подумала Дейзи, — будут требовать деньги».
— Что именно?
— Пригласите к себе отца и брата.
— Что? — Дейзи не верила своим ушам. Что это, слуховые галлюцинации?
— Оскар уже третий день, как приехал, а ни вы, ни ваша мать до сих пор его не видели. Не слишком по-родственному, а?
— Но для чего?
«Может быть, все это дурацкая шутка?» — подумала Дейзи, но голос на другом конце провода не шутил.
— Вы попросите отца приехать к вам с Оскаром. Вы не видели его столько времени! Миссис Клевинджер тоже хочет видеть сына. Естественно? Вполне. Вот и все. И Питер не будет опаздывать. Вы не пожалеете. Вы совсем не пожалеете… Уверяю вас, вы будете очень приятно удивлены. Вы и ваш супруг. Мы даем вам сроку три дня…
— Но я же не знаю, где сейчас Оскар.
Впервые за время разговора голос хмыкнул:
— Гм, вы, однако, шутница. Если бы вы знали, где Оскар, вы бы просто сказали нам. — В голосе прозвучала такая безграничная уверенность, что Дейзи содрогнулась. — Поэтому-то мы и хотим, чтобы вы уговорили отца привезти его к вам. Мы рассчитываем, что Оскар должен позвонить отцу.
— Но зачем вам Оскар?
— Ни за чем. Нам он не нужен. Совершенно не нужен. Даже наоборот. Просто хочется, чтобы вся ваша семья была в сборе. И чтобы вы сообщили нам, когда состоится эта встреча. Логично? Вполне.
— А… как я сообщу?
— О, не беспокойтесь, мадам! Мы будем звонить вам. Каждый день. Три дня срока. Нормально? Вполне. И будьте умницей. Не вздумайте кому-нибудь стукнуть о нашем разговоре. У вас чудный мальчуган, и было бы…
— Хорошо, — сказала Дейзи и положила трубку. Во рту у нее пересохло, но не было сил встать и налить себе стакан воды.
Она знала, что кто-то где-то похищает чьих-то детей, кто-то кого-то где-то шантажирует, кто-то кому-то угрожает. Она не могла в этом сомневаться — об этом писали и говорили каждый день. Но все это носило характер некой нереальности. Разумеется, это случалось, но не с такими людьми, как она. Конечно, она жалела жертвы, но жалость соединялась с долей брезгливости. Преступник и жертва — разве их не связывает нечто общее? Нет, нет, она никогда не считала, что жертвы сами виноваты в том, что у них выкрадывают детей, их шантажируют, им угрожают, их обкрадывают, их убивают. Нет, конечно… И все же… с ней же этого не случается.
Случилось. С полос газет, с экранов телевизоров «это» спрыгнуло к ней в дом. В ее тихий, уютный, любимый дом. «Это» было холодным, липким, парализующе-страшным. Крепость не устояла перед первой же атакой.
Зачем, зачем им нужен был Оскар? Что он им сделал? Едва только поправился после операции, чудом выжил после такой страшной катастрофы на монорельсе. А может быть, это связано с его прошлым? Мало ли, что он делал там, в университете… Совсем отдалился от семьи. Далекий, чужой. Когда бывал здесь, смотрел на нее непонятно, словно жалел. За что же ее жалеть? Он всегда был не теплым. Не близким. И с отцом всегда ссорился.
