– Можно вопрос? – поднял руку Маклауд и, дождавшись кивка Харлоу, спросил: – А почему мы должны расходовать уголь на опреснители? На берегу полная речка пресной воды!
– Доктор Макдоннел категорически не рекомендовал использовать для питья воду из местных источников, – ответил вместо капитан-лейтенанта Гарланд. – Мы пока не знаем, насколько эффективны здесь привычные меры обеззараживания. А по словам русского перебежчика, в их лагере уже появились больные чем-то похожим на дизентерию, но в очень тяжелой форме.
– То есть нам опасно пить здешнюю воду, добывать мясо чертовых ящеров и жрать местные ананасы, если мы их найдем, – желчно резюмировал Кармонди. – Превосходно. Насчет вредности вдыхания доисторического воздуха док ничего не говорил?
– Н-нет.
– И на том спасибо! – фыркнул майор. – По крайней мере, мы можем продолжать сидеть на броненосце и надеяться, что немцам и русским надоест воевать с ящерами раньше, чем у нас кончатся мука и галеты. Не самая хорошая стратегия, но, – опершись на кулаки, майор навис над столом, разом став похожим на недовольного бульдога, – как я понимаю, лучшего варианта у нас нет?
Последняя фраза майора прозвучала как вопрос, но, оставшись без ответа, этот вопрос понемногу стал утверждением. Веским и неумолимым, как падающий нож гильотины.
«Безнадежность, – подумал Харлоу, – вот наш главный враг. Не русские или немцы, и уж точно не безмозглые ящеры. Люди могут совершать чудеса и выбираться из самых безнадежных ситуаций, если четко указать им путь к спасению, пусть и со сколь угодно призрачными шансами. В противном случае приходит апатия, а вслед за ней – старуха с косой».
Сейчас капитан-лейтенант почти физически ощущал, как в кают-компании сгущается тяжелое облако, заставляя глаза офицеров тускнеть, а плечи – опускаться. Сидеть и ждать неизвестно чего – это совершенно не в традициях Королевского флота, всегда предпочитавшего активные действия пассивному ожиданию. «Увы, – с горечью подумал Харлоу, – здесь нет вражеского флота, который можно было бы найти и уничтожить…»
Хотя… капитан-лейтенант замер, словно пришедшая ему в голову мысль была дикой птицей, могущей упорхнуть прочь от неосторожного движения охотника.
– Лейтенант, – обратился он к сидевшему справа от него Томпсону, – скажите… тот выстрел из главного калибра, который вы успели сделать по русской канонерке… как вы считаете, насколько близко к борту лег снаряд?
По иронии судьбы, которую, впрочем, можно было бы объяснить рядом вполне объективных обстоятельств, в объединенном русско-немецком лагере как раз в эти минуты происходило аналогичное совещание. Аналогичным оно являлось еще и потому, что его участники также не видели в ближайшем будущем поводов для оптимизма.
– …итого: не считая тех, кто после оказания первой помощи вернулся в строй, на сегодняшний день в лагере имеется шестьдесят пять раненых и больных, – подытожил свой рапорт Билич, – из них большая часть – тяжелые. Мы с доктором Хеске, разумеется, делаем все возможное, но, – врач вздохнул, – возможностей у нас не так уж много.
Последнюю фразу Билич произнес довольно тихо, но сидевший рядом Обручев вполне отчетливо уловил выделенное доктором слово.
– Может быть, – подал голос Отто Шнивинд, – следует эвакуировать их на ваш корабль.
– А смысл? – горько усмехнулся Билич. – «Манджур» – не госпитальное судно. К тому же многие раненые могут попросту не вынести тягот подобного похода.
– Не говоря уж о том, – добавил Леттов-Форбек, – что у нас попросту не хватит здоровых людей организовать подобный… конвой.
– Да, согласен, – быстро сказал Колчак. Ему, несмотря на задетое пулей плечо, явно не сиделось на месте. – Вы закончили, доктор? Тогда я…
– Одну минуту, – неожиданно произнес Нергер, – возможно, мне показалось, но… герр доктор, вы ведь хотели сказать еще что-то, не так ли?
– Хотел, – кивнул Билич, – однако не уверен, есть ли в этом хоть какой-то смысл.
– Вы скажите, – раздраженно велел Колчак, – а уж мы решим, есть он или нет.
– Раз вы настаиваете, – с видимой неохотой произнес Билич, – то я скажу. Единственное место по эту сторону Разлома, где раненые могут рассчитывать получить помощь, – это английский броненосец.
– То есть, – повысил голос Колчак, – вы предлагаете сдаться?
– Я, – доктор вздернул подбородок, сверкнув при этом стеклами пенсне, – ничего не предлагаю. Вообще. Мне задали вопрос, и я дал на него ответ в меру моей скромной компетенции. На борту корабля первого ранга должен иметься лазарет, медикаменты в большем, чем у нас, количестве и номенклатуре. Возможно, там есть даже операционная. Если наши раненые окажутся там в течение ближайших дней, а вернее, часов, большая часть из них получит шансы остаться в живых. Если нет – они, скорее всего, умрут.
– А если они попадут в руки к британцам, их, скорее всего, расстреляют, – резко произнес Колчак, – или бросят на корм ящерам. Вы еще не поняли, доктор, что англичане здесь ведут войну на уничтожение? Ни попытки переговоров, ни даже требований капитуляции мы от них не видели. Только снаряды и пули, только смерть – вот единственный разговор, который они готовы вести.
– Но… – начал было доктор, затем скривился, словно от сильной боли, и с безнадежным видом взмахнул рукой. – Да, конечно… скорее всего, вы правы. Наверняка правы. Просто я не могу спокойно смотреть… – Доктор снял пенсне, нервным движением протер стекла о рукав и, водрузив обратно на нос, оглядел собравшихся. Встретиться с ним взглядом не решился никто – бесстрашно шедшие в бой люди отводили глаза, словно нашкодившие мальчишки.
– Не могу, – шепотом закончил Билич, – спокойно думать, что люди, которых еще можно было бы спасти, умрут.
– На самом деле это довольно простая задача. – Леттов-Форбек держал голову опущенной, так что его лица не было видно, но лейтенант цур зее был готов поклясться, что, несмотря на спокойно-рассудительный тон, майор сейчас улыбается. – Первое: если не доставить раненых на борт броненосца, они умрут. Второе: передать раненых британцам, тем или иным способом, также бесполезно. Вывод напрашивается сам собой, господа, – нам нужен броненосец, но без английского экипажа.
– Замечательный вывод, – фыркнул Колчак. – И что же вы предлагаете делать? Подплыть к «Бенбоу» на лодке и, вежливо постучавшись, предложить экипажу прогуляться на берег в полном составе? Или взять броненосец… на абордаж? – неожиданно севшим голосом закончил он.
– Совершенно верно, герр капитан! – подтвердил Леттов-Форбек.
Эффект от подобных заявлений обычно принято сравнивать с разорвавшейся бомбой. На несколько секунд в палатке воцарилась изумленная тишина, затем немецкие и русские офицеры заговорили хором, перебивая друг друга:
