— Как река раньше, теперь не так. В последние… ах, я все время путаюсь с концами и началами этой истории.
— В том-то и дело, не имеет значения, где она начинается и где кончается.
— Разумеется, имеет. Начала так же важны, как и концы.
И наоборот. Нам действительно нужно все это записать, а то мы начнем в конце или где-нибудь в середине и никогда не разберемся что к чему.
— А может, начать надо как раз в середине. Большинство людей начали бы с младенца и мертвой женщины в белой лодке на Великой Реке. Но я считаю, начинать надо с козы и с того, как мальчик сюда попал.
— Вижу, мне прямо сейчас надо браться за перо и бумагу, — заметила Беатрис. — Пока я ищу их, подумай, что ты хочешь написать.
Почти вся зима ушла на то, чтобы записать эту историю.
Наконец они добрались до места, когда Йама вернулся домой в последний раз. И когда началась их собственная история, общая история мужа и жены.
— Ты помнишь, — ласково спросила Беатрис, — помнишь, как был возмущен отец Квин, когда мы ворвались к нему на рассвете, разбудили его и Ананду и потребовали, чтобы нас тут же обвенчали.
Озрик улыбнулся, — Ананда знал. Он сразу догадался, кто я такой.
Каренон заявил отцу Квину, что, если потребуется, он готов применить оружие, но свадьба должна состояться. Однако отец Квин заверил его, что в таких крайностях нет нужды. И все это время молодой служка, Ананда, не сводил с Йамы глаз, а потом больше не смог сдерживать свое любопытство и, не переводя дыхания, разразился целым потоком вопросов.
— Почему ты вернулся? Ты был в Изе? Что там случилось? Ты что, убежал от префекта Корина? Это он искалечил тебе лицо?
И так далее, и так далее, пока Йама не расхохотался.
— Я вернулся, потому что случилось нечто чудесное и ужасное одновременно, — объяснил он. — Скоро ты все поймешь, Ананда. Хотел бы я тебе все рассказать, но нет времени.
— Но ведь ты и правда уходил в Из.
— Да, да, уходил. И после множества приключений вернулся, но только тайно и на чуть-чуть. Эдил не должен знать. Никто не должен знать, кроме тех, кто находится в этой комнате.
Ананда улыбнулся:
— Как я рад снова тебя повидать!
Отец Квин прочистил горло, и Ананда проглотил следующий вопрос.
— Принеси-ка лучше масло, — приказал священник своему служке.
Все прошло очень быстро — в конце концов, это был всего лишь смешанный брак, так что церемония представляла собой скорее благословение, чем службу. Потом отец Квин открыл глиняный кувшин с вином, и пока они сидели за кухонным столом в доме священника, Ананде удалось выудить у Йамы еще кое-какие подробности его приключений. Он считал, что Йама прибыл прямо из Иза, и Йама его не разубеждал — времени не было.
— Я больше тебя не увижу, — проговорил наконец Ананда после слегка затянувшейся неловкой паузы.
— Думаю, это не так. Ты ведь останешься в храме.
Йама имел в виду, что, когда явится префект Корин, Ананду и отца Квина поместят под домашний арест. Храм принадлежит Департаменту, и он останется, когда Эолис будет сметен с лица земли. Но ничего этого Йама не мог рассказать Ананде.
— Конечно, — безмятежно ответил Ананда, — и стану священником после Квина. — Он искоса посмотрел на жреца, который беседовал с Дирив и ее родителями. Ананда наклонился поближе к Йаме и зашептал:
— Похоже, этот высохший кол меня переживет. Я до ста лет буду подметать наос и надраивать оракул, а вы с Дирив отправитесь тем временем. искать приключений. Уж ты-то наверняка.
— Мы будем жить вместе, — возразил Йама. — У нас будет маленький садик, козы, голуби. Но, думаю, не сразу. Я рад, что мы снова встретились, Ананда. Мне не понравилось, как мы расставались.
— Просто я раньше никогда не присутствовал на казни, — вспомнил Ананда. — Меня потом вырвало. Отец Квин просто взбесился от злости. Из-за того, что мне стало плохо, и потому что он узнал, что я нарушил пост.
— Фисташки, — рассмеялся Йама, вспомнив тот день.
Ананда ухмыльнулся:
— С тех пор я их не ем. Однако выпей еще вина.
— Наверное, уже время сказать благодарственную молитву, — возразил Йама. Он отвел Дирив в сторону и велел ей прощаться с родителями.
Потом как муж и жена они подошли к оракулу, где Йама ребенком так часто помогал эдилу выполнять длинные и бессмысленные ритуалы, входившие в его обязанности официального лица. К тому самому оракулу, где фантом Анжелы впервые отыскал Йаму, чем страшно напугал эдила, и тот безнадежно сломал механизм оракула.
Но он все еще действовал как пространственная щель. Йама и Дирив вошли внутрь и оказались далеко-далеко, в круглой камере, висящей над огромным залом глубоко в килевых породах мира. В длину зал был в сотни лиг. На полу его громоздились машины величиной в целые города. По стенам похожей на пузырь камеры вспыхнул свет. Открылись освещенные окна. Некоторые выходили в такие же залы во всех частях мира.
Из пустоты возник голос, приветствующий Йаму. Он спросил, что Йаме будет угодно сделать.
Так был сделан первый шаг к концу света.
* * *
Потом Йама вызвал корабль, и он провез их по временной петле, в которой сорок лет сжались в несколько дней, и они смогли увидеть конец света, а затем через пространственную щель нырнуть в далекое прошлое. Они появились в пространстве вблизи одной из звезд, о которых говорил Страж Ворот, когда Йама впервые вернулся в Слияние. Когда Хранители покинули галактику, эта звезда переместилась ближе к Слиянию.
Одна из планет этой звездной системы была преобразована. Теперь она очень напоминала тот мир, послуживший колыбелью расе, которая за миллионы лет изменила орбиты всех звезд в галактике и в конце концов превратилась в Хранителей. Корабль сообщил, что таких планет много. Вполне вероятно, что одна из них может быть истинной, первичной, древней Землей, на поиски которой отправился из Слияния экипаж Анжелы после ее смерти. Но Йама и Дирив удовлетворились обследованием этой планеты. Потом они вернулись в Слияние за пятьдесят лет до того дня, когда Йама пустил по водам Великой Реки самого себя в младенческом возрасте.
Они нашли башню в дальнем краю Города Мертвых у подножия Краевых Гор. Она была заброшена и непригодна для жизни, ее восстановление потребовало много времени.
Потом они отыскали дедушку и бабушку Дирив в небольшом городке на несколько сотен лиг ниже Эолиса. Они взяли себе новые имена из древней поэмы, которую очень любила Дирив. Ее бабушка и дедушка отказались взвалить на себя бремя служения Департаменту Кураторов Города Мертвых. Еще их родители прервали семейную традицию, потому что в этом служении больше не было нужды, и они не желали верить, что сейчас она вновь возникла. Однако у них был сын, честолюбивый и беспокойный молодой человек, и он помнил историю, которую Беатрис и Озрик рассказали его родителям.
