— Ну, как товарищ Дзюба, появился аппетит?
— Ого, Степан Иванович! — мужчина смущенно улыбается и прячет пирожок в карман. — Скажу вам откровенно: никогда в жизни столько не ел! Не успеешь шагу ступить — так и хочется что-нибудь положить в рот. А когда вы мне говорили неделю назад об аппетите не верил. Искренне вам говорю, не верил!
— Да, да! — пожилая женщина подошла к Рогову и смотрела на него благодарными, счастливыми глазами. — Я тоже не верила. Ну чем, думаю, помогут те уколы? И лишь после десятого…
Мужчина, улыбаясь, перебил:
— Вас хоть кололи! А мне хотя бы для приличия показали бы какой-нибудь шприц! Дают микстуру, а я от нее, как чорт от ладана! "Ну ее к дьяволу! — кричу. — Пил, пил, — надоело! Дайте умереть спокойно!.." Нет, Степан Иванович, честное слово, вы хотя бы для проформы делайте уколы. А то — никакой тебе солидности!
— Хорошо, хорошо, товарищ Дзюба! — Степан, улыбаясь, идет дальше. Не впервые слышит он такие пожелания — и шутливые, и серьезные. Никак не привыкнут люди, что можно без мук вылечиться от страшной болезни. Им хочется слышать латинский язык, видеть хитроумные приборы, терпеть боль, — так кажется более надежным… А все это теперь излишне. Можно просто сказать больному: "У вас — рак. Предписываем вам такую-то вакцину. Через месяц выздоровеете".
Несколько минут спустя в своем кабинете он так и говорит:
— У вас действительно рак. И в тяжелой форме. Ну так что же?
У человека, сидящего рядом, в глазах — безнадежная тоска. Ему не хватает воздуха, и он то и дело оттягивает пальцем и без того свободный воротничок.
— Товарищ доцент, но ведь это — рак гипофиза! Гипофиза! человек грустно и недоверчиво качает головой. — На мозгу! Я знаю, что погибну, зачем же эти эксперименты? Лучше уж работать до последнего дыхания. Я не окончил проект, но возможно еще успею…
— Вы за свою жизнь успеете закончить не один, а пятьдесят проектов! Лечиться начнете сегодня. Трижды в день вам будут давать вот такие пилюли. — Степан вынул из шкафа стеклянную баночку, полную небольших белых горошинок. — Эти пилюли состоят из чистого сахара и кристаллического вируса "ВИ-172". Этот вирус вступит в борьбу с вирусом рака и начнет постепенно уничтожать его. Чтобы не было острого кризиса, мы даем препарат незначительными дозами. Через три недели, если не случится осложнений, я разрешу вам работать по два часа в сутки.
— Как?! Так просто? — больной смотрел на Рогова с недоверием. — Так, выходит, что теперь каждый человек самостоятельно может…
— Мой друг! — Степан покачал головой. — Это мнимая Простота! Сколько взяли у вас анализов?
— Двенадцать.
— Так вот представьте себе систему уравнений с двенадцатью неизвестными. Чтобы решить эту систему, нужно немало времени и уменья… А чтобы приписать вам "ВИ-172", а не "Б-40", например, три врача вот за этим столом сидели час. Мы учли оба ваши ранения, ваше повышенное кровяное давление и усиленную деятельность сердца, упорный отказ отдыхать и чрезмерную возбудимость нервной системы… — Рогов улыбнулся… — Мы учли даже ваше злоупотребление табаком… Вот вам и простота! Но для вас это не должно иметь значения. Выздоравливайте, мой друг!
Больной ушел, успокоенный и почти счастливый, а Степан Рогов в раздумье склонился над столом.
"Выходит моя книга, и в ней последняя глава — твоя!" так написал ему профессор Климов за несколько часов до своей смерти. В тот же день профессор предупредил издательство, что выпуск книги нужно задержать, пока Рогов не даст заключительного материала.
Сколько телеграмм и писем послало издательство Степану Рогову! И лишь недавно, когда были закончены все исследования, он смог взяться за книгу профессора Климова.
Но дело шло уже о значительно большем, чем о главе. Работа Микробиологического института была такой значительной, что даже выдвинутые профессором Климовым задачи пройдены, как вспомогательные этапы. Труд профессора превращался в историографический справочник и сборник методологических указаний для врачей-практиков. Даже название книги "Проблемы лечения рака" не соответствовало содержанию.
Ежедневно, по многу часов кряду, Степан Рогов работал над этой книгой. Он безжалостно резал гранки, оставляя лишь наиболее ценное, лишь то, что могло пригодиться теперь и в будущем. В сущности, он писал новую книгу.
Осталось немного работы — на день-два. Но последние правки придется сделать уже в Ленинграде- Завтра Степан должен выехать туда. Он неторопливо собирает бумаги, готовит фотоиллюстрации, — нужно еще раз все пересмотреть, проверить. Наконец все окончено, и он выходит из кабинета.
Мягкие успокаивающие сумерки ложатся на парк, из институт. На веранде толпа больных. Слышится смех.
Никем не замеченный, Степан подходит ближе. Ну, ясно: Митрич, дорогой гость, философствует на медицинские темы.
— …Так вот я вам и скажу: рак-это все одно как фашист! Залезет в тело — паршивенький да жалкий такой сначала, а потом и начнет душить! А мы на него — антивирусов! Антивирусов! Он и туда, и сюда… — Митрич смешно встряхивает бородкой и, не обращая внимания на общий хохот, с подчеркнутой серьезностью показывает, как суетится воображаемый враг. Хоть круть, хоть верть, а раку — смерть!
— Ax, Митрич, вы снова упрощаете?! — шутливо, грозя пальцем, Степан входит в освещенный круг.
— Так это же хорошо, Степан Иванович! — Митрич ничуть не смущается. — Вы же сами говорили, что великое — всегда просто. А я и рассказываю о нашем антивирусе!
Митрич произносит это с такими интонациями, что каждому стало бы понятно: старик убежден, что в чудесных вакцинах, уже спасших так много людей, есть частица и его забот.
— Да, Митрич, величественное — всегда просто. Хоть я и не говорил этого, но соглашаюсь.
Доцента Рогова окружили люди. Идет задушевная, непринужденная беседа. И Митрич не упускает ни одного случая, когда можно ввернуть удачную шутку.
Прозвучал сигнал, и больные расходятся по палатам. На веранде остаются Степан и Митрич.
— Ну, Степа, что сказал профессор Чижов? — спрашивает старик, и его голос звучит уже по-иному: серьезно, беспокойно.
— Все хорошо, Митрич!
— Скоро?
Степан молчит. Еще далеко до решения проблемы восстановления жизненных функций организма. Но уже достигнуто очень и очень много. Катя будет жить!
… Над парком плывет луна. Шелестят вершинами развесистые каштаны и клены. Едва-едва струится вода в небольшом фонтане среди пышной клумбы. Пьяняще пахнут ночные фиалки. Льется успокоительная музыка.
Что это — дом отдыха? Санаторий?
