Публика, хотя и успевшая проникнуться к самозваному проповеднику некоторой симпатией, заволновалась. Никто не мог понять, какая связь существует между, в общем-то, бессмысленной смертью дона Эстебана и терзающими землю катаклизмами.
Смыков поспешил прояснить этот вопрос. Ссылаясь на текст Ветхого Завета, известный ему только в пересказе Цыпфа, он патетическим тоном сообщил, что знает путь спасения рода человеческого. Путь этот ведет не куда-нибудь, а в легендарный Эдем, некогда служивший первым приютом для наших прародителей. При этом не надо бояться херувимов, стерегущих границы земного рая. Обойти их не составляет никакого труда. Эдем, в настоящее время свободный от змея-искусителя, являющегося, как известно, одной из ипостасей сатаны, способен принять под свою сень неограниченное количество смертных и обеспечить им поистине райское существование.
– Клянусь всем, что дорого для меня, я самолично любовался волшебными лесами Эдема, пил сладкую воду его рек, дышал его благотворным воздухом и даже отведал райских трав, дарующих человеку здоровье, силу, красоту и долгую жизнь.
Последнюю фразу Смыков сказал, в общем-то, напрасно. Трудно было поверить, что этот слегка сутулый, лысеющий дядька, с выражением лица если не хмурым, то кислым, и в самом деле отведал чего-то, имеющего хотя бы приблизительное отношение к райской флоре.
Впрочем, публика, собравшаяся у гроба дона Эстебана, не обратила на такую несуразность ни малейшего внимания. Не в силах и дальше терпеть столь святотатственные речи, кастильцы инстинктивно ухватились за те предметы, в которых давно привыкли находить для себя надежду и опору – гранды за мечи, священники за распятия. Убийство в стенах храма всегда считалось крайней степенью богохульства, но было похоже, что для Смыкова на сей раз сделают исключение.
В этом вихре гневных выкриков, страстных молитв и лязга извлекаемой из ножен стали резким диссонансом прозвучал спокойный и ясный голос дона Хаймеса:
– Сударь, если вы и в самом деле побывали в Эдеме, то наверняка прихватили с собой какое-нибудь доказательство этого поистине счастливого события.
– Естественно, – не стал отпираться Смыков.
– Уж не плоды ли это с Древа Познания?
– Как можно! – столь наивный вопрос молодого кастильца, казалось, даже возмутил Смыкова. – Плоды с Древа Познания, как и прежде, являются для смертных запретными. Но нет никакой нужды покушаться на них. В Эдеме каждая травинка имеет волшебную силу. Вот полюбуйтесь, – он помахал в воздухе мешочком с остатками бдолаха. – Это средство способно заживить любую рану, одарить человека силой льва или выносливостью мула, вылечить от неизлечимого недуга…
– Весьма интересно… – произнес дон Хаймес с сомнением. – Хотя и малоубедительно… А не соизволили бы вы доказать волшебную силу этой панацеи на деле?
– С удовольствием… Но как? – Смыков сделал вид, что растерялся. – Я не вижу поблизости ни больных, ни раненых.
– Очень просто. Верните моего дядюшку в мир живых. Думаю, он заслужил это своими подвигами, которые вы нам здесь так живописали. – Дон Хаймес сделал поклон в сторону гроба.
– Мое средство предназначено для продления жизни, а отнюдь не для ее возвращения в уже давно остывшее тело… – потупился было Смыков, но, услышав зловещий ропот грандов, тут же пошел на попятную. – Впрочем, почему бы не попробовать.
Пройдя сквозь ошалевшую толпу к гробу, он стянул с головы дона Эстебана шарф, поддерживающий нижнюю челюсть, а затем затолкал весь бдолах в рот лжепокойника.
По сценарию, разработанному Смыковым, дон Эстебан должен был разыграть сейчас душераздирающую сцену воскресения из мертвых, сопровождаемую конвульсиями, нечленораздельными выкриками и зверской мимикой. Однако случилась непредвиденная накладка – часть бдолаха угодила в полость носа.
Дон Эстебан буквально подпрыгнул в гробу и чихнул так, что монета, по старинному обычаю спрятанная у него за щекой и предназначенная для расплаты с паромщиком царства мертвых Хароном, вылетела наружу и угодила прямо в бритую тонзуру настоятеля храма.
Шок, пережитый всеми присутствующими (за исключением, естественно, Смыкова и дона Хаймеса, находившихся между собой в сговоре), по глубине и силе мог быть сравним разве что с тем ужасом, который в конце времен суждено испытать нашим потомкам, ставшим свидетелями Страшного суда. К счастью, кастильцы отличались отменным здоровьем (слабаки в этой стране умирали еще в раннем детстве), поэтому до инсультов и инфарктов дело не дошло.
Дон Эстебан чихал еще минут пять, а затем, выпростав руку в сторону алтаря, где среди прочей церковной утвари должны были находиться вещи, символизирующие кровь и плоть Господню, просипел:
– Вина! Ради всего святого, вина!
При этом рубашка на его груди распахнулась, обнажив напротив сердца страшную рану, которая вследствие связанных с чиханием усилий, вновь начала кровоточить.
Это было слишком даже для кастильцев, закаленных жизненными невзгодами, постоянными войнами и религиозным подвижничеством. Падре, ушибленный в голову монетой, едва-едва не побывавшей в цепких лапах Харона, рухнул на колени первым и во весь голос принялся возносить хвалу Создателю. Его примеру немедленно последовали все участники мессы, из заупокойной вдруг превратившейся в благодарственную. Пали ниц даже те из грандов, кто с юных лет привык сиживать в храме на персональном месте. Певчие, не менее бледные, чем сам оживший покойник, подхватили молитву, и под сводами собора загремел величественный хорал «Тебя, Боже, славим…».
Кубок сладкого церковного вина, преподнесенный дону Эстебану церковным служкой, был лишь прелюдией к началу бесшабашной попойки, без которой, естественно, не мог обойтись человек, отлежавший бока в собственном гробу.
Правда, некоторые наиболее богобоязненные из грандов пытались усовестить воскресшего, приводя ему в пример Спасителя, который сходное событие отметил не кутежом, а проповедью. На это обнаглевший дон Эстебан возражал в том смысле, что Спасителю действительно не было нужды напиваться, поскольку его кровь и так приравнивается к вину, чего нельзя сказать о простом смертном, чудесным образом разделившем судьбу Бога. В заключение он заявил, что за время, пока его душа скиталась в эмпиреях, тело застыло до такой степени, что без помощи вина даже не способно двигаться.
Про скитания души дон Эстебан, конечно, заикнулся зря, потому что со всех сторон сразу посыпались вопросы типа «Довелось ли вам лицезреть престол Господень?» и «Действительно ли ангелы небесные бесполы, как это утверждают теологи, или прелести плотской любви доступны им наравне с прочими божьими созданиями?».
