Очнулся он примерно на середине амфитеатра, сдавленный аплодирующей и воющей толпой. Гигантопитека в упор добивали из гранатомётов. Легионеры оттаскивали в сторону убитых и искалеченных. Из кучи тел, отплёвываясь, вылез комендант, уже без венка и в одной сандалии.
— Вы живы? — обрадовался он. — Славу Богу. Где мы поужинаем? Я знаю несколько компаний римской золотой молодёжи. Так как?
— Согласен, — ответил Эв. — А помыться у вас где-нибудь можно?
— Конечно. Лучшее общество как раз и собирается в банях. Какие вы предпочитаете, мужские или женские?
Ужин, начатый в полночь на квартире коменданта, закончился только под утро третьего дня в гроте на берегу моря.
Всю дорогу до аэродрома, наскоро отрезвлённый водой со льдом, Эв страдал от головной боли, расстройства желудка и мучительного стыда. В среде римской золотой молодёжи, как выяснилось, бытовали такие нравы и практиковались такие развлечения, о которых умалчивали даже малозастенчивые античные авторы.
Темпоральный бомбардировщик был полностью снаряжён и готов к рейду. Лишь в кабине, вновь соединённый со своими электронно-механическими членами, Эв обрёл ясность ума и точность движений. Он без труда прошёл Блошиный Заповедник, Алтафер, Решето, Тибет и ещё какое-то трансцендентное пространство, где справа и слева от бомбардировщика, почти смыкаясь над ним в вышине, вставали похожие на протуберанцы столбы раскалённого газа. Затем он чуть не погиб в Джокере, загадочная природа которого не могла допустить существования в нем каких-либо материальных тел. Далее же один за другим пошли мало отличимые друг от друга миры, ни один из которых не подходил для выполнения задания.
Минуло немало времени и немало пространств, прежде чем он, совершив запутанную петлю в мировом континиуме, вернулся в Первичное пространство. Так глубоко в прошлое он ещё никогда не забирался. Много Эв повидал пространств, но мир Архейской эры был не менее удивителен и грозен, чем мир Тибета или второго Ненормального. Воды океана кипели, как серная кислота. Молнии в десятки километров длиной с грохотом пробивали мрак. Кругом ревели циклоны. Смерчи сшибались друг с другом и неслись дальше в бешеном круговороте. Опалённые жарой и радиацией осколки суши торчали среди фосфоресцирующих волн, как сломанные зубы. В атмосфере не содержалось даже признаков кислорода, преобладали метан, аммиак и углекислый газ. Уже миллионы лет в этой адской кухне варилось то, что со временем должно стать Жизнью.
Первый контейнер рухнул вниз, как сошедший с рельсов железнодорожный вагон, и, разорвавшись, выбросил огромное облако мельчайших частиц, каждая из которых должна была вскоре сконденсировать вокруг себя капельку влаги, благодатным дождём упасть на океан, войти в состав зарождающихся там органических соединений и спустя миллиарды лет неузнаваемо изменить природу и людей. Пятнадцать других контейнеров Эв сбросил через равные интервалы времени, следуя точно по экватору планеты. Оставалось вернуться в будущее и полюбоваться на плоды своей работы.
Как обычно, бомбардировщик возвратился в ту же точку пространства и времени, которую покинул. Вначале он не поверил своим глазам. Эв ожидал чего угодно: ожившей сказки или кошмарных видений, цветущего сада или изрытой воронками пустыни, мира добра и братства или страны песьеголовых людоедов. Он ожидал всего, но только не этого…
Все так же ревели ураганы, по-прежнему извергались вулканы и били молнии. Только суши стало больше, а океана меньше. Жёсткое солнечное излучение насквозь пронизывало атмосферу, в которой не было заметно следов какой-нибудь жизнедеятельности. С помощью сотен подвижных оптических элементов, установленных в обшивке бомбардировщика, и через систему искусственных нейронов, передававших изображение непосредственно в зрительные центры мозга, Эв видел земную поверхность на тысячи километров вокруг. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что этот мир мёртв, всегда был мёртвым и таковым останется до скончания времён.
«Как же это могло случиться?» — сохраняя спокойствие, подумал Эв.
Компьютер тут же услужливо подсказал, что, вероятнее всего, рассеянные над Первичным Океаном вещества каким-то образом помешали химическим веществам соединиться в нужной последовательности и безвозвратно оборвали хрупкую цепочку перехода от неживого к живому. После этого компьютер потребовал новых распоряжений, но Эв молчал, тупо глядя на быстро приближающуюся береговую линию.
Затем неожиданно для самого себя изо всей силы рванулся, как будто что-то толкнуло его изнутри. Кресло мягко, но настойчиво придержало его, и тогда Эв обеими руками ухватился за шлем и сорвал его вместе со всеми контактами, клочьями волос и кусками кожи. Сразу несколько игл, словно жалящие змеи, метнулись в него, но разлетелись вдребезги под ударами шлема. Эв встал, обрывая десятки соединительных кабелей и круша все, до чего только мог дотянуться.
Потерявший управление бомбардировщик тяжело плюхнулся на мелководье и, взрывая песок, по инерции выполз на берег. Пилотская кабина, как лифт, пошла по горизонтальному тоннелю к левому борту и остановилась, когда её прозрачная стена оказалась на одном уровне с обшивкой. Внизу шумели волны, разбиваясь о матово-чёрный, покатый борт бомбардировщика. Боль пробудила Эва, вернув ему сознание. Он вытер кровь со лба, глянул на расстилавшийся кругом безжизненный мир и осознал, наконец, что отныне и на веки вечные он единственный Человек на Земле.
Только что он убил четыре миллиарда людей, которые жили в одно время с ним, миллиарды, которые жили до него, и триллионы, которые ещё не родились. Царь Ирод, Тамерлан, инквизиция, конквистадоры, Гитлер не истребили столько жизней, сколько он. Самый страшный преступник не сумел бы сделать то, что сумел сделать он: умертвить всех младенцев, растоптать всех матерей, отнять пищу у всех стариков. На бесчисленных кострах, разведённых им, сгорели не только Бруно и Жанна, сгорел дикарь, смастеривший первое колесо, сгорел финикиец, создавший письменность, сгорели Гомер, Шекспир, Дарвин, Эйнштейн. Сгорели, погибли, распались, не родились. Никогда больше не набухнут по весне почки, никто не полюбит и не зачнёт. Земля останется голой и каменистой, молнии будут впиваться в её тело, будто в наказание за великий грех, и так будет продолжаться бесчисленное количество лет, пока не погаснет солнце.
Так и не отыщет он своих детей и жену… Вспомнив о детях, он застонал. Медленно, не отрывая взгляда от бушующих волн, снял скафандр. Потом набрал в грудь побольше воздуха, поднял стенку кабины и выбрался на борт. Внизу, метрах в двадцати, то исчезал, то появлялся в кипении волн серый песок пляжа. Тёплая, пахнущая сероводородом волна накрыла его и тут же откатилась назад. Уже почти задыхаясь, Эв с трудом пополз вслед за ней туда, где подступающий прилив водоворотом крутился у прибрежных камней. Следующая волна подхватила его, легко приподняла и потащила в глубину — в бесплодное лоно океана. Спустя секунду мутный подводный сумрак сомкнулся над тем, что ещё совсем недавно было человеческим телом и чему суждено было, распавшись и преобразовавшись, через много-много лет дать начало новой Жизни, новому Разуму, на этот раз, возможно, бессмертному…
