И Терре потом не раз представлялся случай быть благодарной Верховному Командованию за столь мудрый выбор. То, что казалось очередной сварой между двумя силами, мерзкой, но разрешимой, вдруг вышло из-под контроля. Ситуация стала самой опасной со времен Сиракса. В этом не было ни смысла, ни резона, но разве часто бывал смысл или резон в действиях правительств? Мерсейский экспедиционный корпус в очередной раз выдвинулся к недоукомплектованной людьми терранской границе «для восстановления порядка, гарантии безопасности Расы и покровительствуемых ею видов и создания возможности возобновления дипломатических переговоров, имеющих реальный смысл».
Реальный смысл этих переговоров стал бы очевиден, когда Мерсейя отхватила бы приличный кусок от самого уязвимого бока Империи. Предлагаемые условия были бы не таковы, чтобы спровоцировать полномасштабную войну, но Терра была бы болезненно ослаблена. На посылку достаточных подкреплений времени не было. Для отражения угрозы флот Олафа Магнуссона пошел в бой в одиночку.
«Мы заплатим эту цену, — сказал связной с Мерсейи на тайной встрече. — Ты должен быть безжалостен. Решительно наноси нам любой удар, который будет в твоих силах. Твой долг — стать героем».
Имперские силы Патриция встретили противника и разгромили его. Рассеянные эскадры вторжения скрылись во тьму, откуда появились. Мерсейские представители предложили немедленно возобновить совещание на высшем уровне, и неожиданно их запросы и предложения оказались приемлемыми. Радость звенела по всей Империи и — да, даже на старой шлюхе Терре. Магнуссон прибыл, чтобы получить рыцарское достоинство из рук императора.
Он вернулся к народу, который его обожал и который чувствовал себя обманутым Империей — с той же досадой, что и многие мерсейцы, видевшие, как умирают их товарищи и погибают корабли из-за беспрецедентной глупости командования. Сэр Олаф стал произносить речи против упадка государства, против всей его политики. Он повторял это и публично, и в частных разговорах. Из-за его огромного престижа и благодаря отдаленности от центра событий никто не пытался его остановить… пока он не провозгласил себя хозяином Империи, и его легионы прославили его имя — а тогда было поздно.
«Настал день, к которому мы готовили тебя всю твою жизнь», — сказал связной на тайной встрече.
«Я должен достичь трона? — спросил Магнуссон, польщенный, хотя и строил догадки, каков же проект его искусственно выстроенной судьбы. — Зачем? Подорвать мощь Империи, пока она не будет легкой добычей для завоевания? Мне эта мысль не нравится. И в такую возможность я не верю. Слишком много непредвидимого, слишком много миров».
«Да нет, храйх! Твоя победа будет такой быстрой и чистой, как нам только удастся. Ты придешь не как палач, а как спаситель».
«Трудно будет».
«Объясни почему».
«Ну — Хансу Моллитору было проще. Династия Вангов выдохлась, осталась пара идиотов, за которыми никто не пошел. Все желали прихода сильного человека и мира, который он даст. Из всех претендующих на эту роль полководцев Ханс был самым способным. С самого начала за ним стояли наиболее мощные силы. И все равно борьба тянулась много кровавых лет. Пусть Герхарт непопулярен, но он — сын Ханса, и люди идут за ним. Я не жду особой поддержки ни от Флота, кроме соединений под моим началом, ни от гражданского населения. Большинство воспримет меня как возмутителя спокойствия».
«У тебя будет поддержка — наша. Военные поставки потекут в твой сектор потоком, стоит тебе добиться первого успеха. Потом появятся отряды "добровольцев", набранные из контролируемых нами видов. Их не должно быть много, чтобы не вызвать подозрений, и использовать их ты должен будешь осторожно, все время подтверждая свою преданность своей родной цивилизации. Мы организуем тому доказательства — пограничные инциденты, где твои приверженцы докажут, что по-прежнему сдерживают внешнюю угрозу.
Поскольку в прошлом за тобой все чисто, все больше и больше терран — в том числе офицеров Флота — будет переходить на твою сторону. Твой триумф будет полным и относительно дешевым по цене. Затем ты начнешь перевязывать раны войны, амнистировать противников, но карать злодеев, реформировать, очищать, усиливать — все, как ты обещал. Ты станешь самым любимым императором Терры со времен Педро Второго».
«А что потом? Чем это все послужит Расе? Вы должны понимать, что власть императора абсолютна только в теории. Я не смогу приказать подчиниться ройдхуну — после этого я и часа не проживу».
«Несомненно. Но ты призовешь к подлинному миру, где обе стороны будут договариваться честно, и следить, чтобы твоя сторона так и делала. Ты произведешь нужные назначения, сначала в Политическом Совете и Верховном Командовании, затем повсюду, имена тебе сообщат. Будут возникать вопросы — экономические, социальные — в которых ты, сильный и неподкупный император, будешь арбитром. Список составлен, но я не буду тебя им сейчас утомлять. Большую его часть ты сам легко можешь себе представить.
И не страшись, Олаф Магнуссон. Ты окончишь свои дни в почете. Твой сын-наследник пойдет по твоим стопам. Тогда мерсейские советники будут заседать в его советах, и мерсейская доблесть будет идеалом его мыслителей, и если все же какой-нибудь эдикт придется настолько не по нраву, что вызовет бунт, Мерсейя придет на помощь доброму императору.
Твой внук будет принадлежать к первому поколению нового человечества».
Генерал-лейтенант корпуса Императорской Космической пехоты Чезаре Гатто, комендант системы Патриция, отдал приказы немедленно. Эскадрилья корветов сошла с орбиты вокруг Дедала и бросилась вниз. Корабли вошли в атмосферу на такой скорости, что воздух вспыхивал и ревел вокруг них и позади.
Всего на несколько минут опоздали они, роем разъяренных шершней гудя над островом Захария. Торговый корабль, стоявший в космопорту, успел взлететь. Ему никак было не уйти от погони — только единственным способом. Поднявшись на несколько сот километров, он развернулся и спикировал вниз. На полной скорости и без защитного негаполя он превратился в падающую звезду. Долго еще будут на Мерсейе петь баллады о товарищах своих, выбравших славную смерть. Из захарийцев никто не пытался бежать.
— Наши люди пытались их остановить, но они были вооружены и полны решимости к самопожертвованию, — объявил их представитель по эйдофону. — Мы сохраняем свое единство.
— Улик не уничтожать и сопротивления силам его величества не оказывать! — рявкнул Гатто.