— Ох, не надо бы… — с ходу принялся причитать он.
— Что, задерживаю конец света?
— Я не могу говорить.
— Где она, Саймон? В какой части дома?
— А ты где?
— На холме, у дороги.
Небо светлело, западный горизонт окрасился на манер злого синяка под глазом. Главный дом уже ясно виден. За эти годы он не изменился. Зато амбар посвежел; очевидно, его подремонтировали и побелили.
Гораздо больше меня обеспокоили свежие следы земляных работ возле амбара. Засыпанная траншея. Возможно, канализационный сток. Аппетитная тема тогдашней застольной беседы — сточная цистерна. Но не исключено, что братская могила.
— Я иду к дому.
— Нет, нет, это невозможно.
— Полагаю, что она в доме, в одной из верхних спален. Так?
— Даже если ты ее найдешь…
— Скажи ей, что я уже здесь, Саймон.
Внизу, на территории фермы, от дома к амбару двигалась человеческая фигура. Не Саймон. Не брат Аарон — разве что он потерял сотню фунтов веса.
Скорее всего, пастор Дэн Кондон. В обеих руках по полному ведру с водой. Походка спешная, торопится святой отец. Что-то в амбаре не заладилось.
— Ты рискуешь жизнью, — прошептал Саймон.
Тут я не выдержал, расхохотался. Не смог сдержаться:
— Ты в амбаре или в доме? Кондон в амбаре, так? Где Сорли и МакАйзек? Как мне на них не нарваться?
Я почувствовал, что кто-то коснулся моего затылка, как будто теплой рукой. Обернулся…
Меня коснулась рука солнца. Край его всплыл над горизонтом. Мой автомобиль, валуны, щетина окотильо — все, торчавшее над поверхностью, обзавелось длинными фиолетовыми тенями.
— Тайлер, Тайлер, тебе не пройти. Тебе надо…
Голос Саймона исчез в треске помех. Солнце, должно быть, уже расправилось с аэростатом-ретранслятором. Я автоматически ткнул пальцем в кнопку повтора, но тщетно… Телефон умер.
Скрючившись на холме, я наблюдал за солнцем, пока оно не выползло из-за горизонта на три четверти. Ржаво-оранжевый диск казался непропорционально громадным, поверхность его испещряли фурункулы темных солнечных пятен. Время от времени песчаные джинны пустыни затемняли светило.
Я встал. Живой или уже зажаренный? Не знаю. Может, получивший смертельную дозу радиации, даже этого не заметив. Жара вполне выносимая, пока что, по крайней мере, но что происходит во мне на клеточном уровне, в моем пронизываемом смертоносными излучениями организме? Безоружный и пока что неповрежденный, я выпрямился во весь рост и направился к дому по плотно укатанной дороге, не скрывая своего присутствия. Дошел я почти до крыльца, с которого навстречу мне с поразительной для его сложения прытью соскочил братец Сорли и приложился к моему виску прикладом охотничьей двустволки.
* * *
Не убил меня брат Сорли, возможно, потому, что не хотел брать греха на душу в канун Второго Пришествия. Вместо этого он заволок мое обмякшее тело наверх и запер в одной из спаленок.
Часа через два я уже смог усесться, не опасаясь, что меня стошнит.
Когда головокружение, наконец, позволило мне встать, я подковылял к окну, отодвинул желтую штору. Солнца не увидел, оно висело за домом, землю и амбар заливал хищный оранжевый свет. Воздух жестоко горячий, но возгораний я нигде не заметил. Кот, местный обитатель, не обращая внимания на небесные явления, лениво лакал стоялую воду из канавы в тени. По его поведению можно было понять, что он полон решимости встретить вечер этого дня в добром здравии. Отсюда я сделал вывод, что у меня тоже есть шанс дожить до заката.
Я обследовал рамы древнего подъемного окна. Мало того что оно заперто — ручки или петли отсутствовали, противовесы заклинены, рама за многие десятилетия закрашена многими слоями краски. Впрочем, спрыгнуть с такой высоты все равно слишком рискованно.
Мебели в комнате, если не считать кровати, никакой; ничего, что можно было бы использовать в качестве инструмента. Лишь в кармане бесполезный телефон.
Единственная дверь кажется монолитом толстого дерева, взломать ее нечего и думать. Диана может быть в паре ярдов, даже за стенкой, а что проку? Положение совершенно безнадежное.
Но даже мысленное усилие вызвало у меня головокружение и тошноту, боль в виске, к которому приложился прикладом братец Сорли. Пришлось снова лечь.
* * *
После полудня ветер стих. Я снова поковылял к окну и увидел высунувшийся из-за дома и ангара край солнечного диска, настолько здоровенного, что странным казалось, как он держится в небе. Подпрыгни — и достанешь.
Воздух в комнате постоянно нагревался, измерить его температуру я не мог, но за сотню по Фаренгейту она перевалила с гарантией. Конечно, чересчур для нормальной жизни, однако не смертельно. Мгновенная смерть, во всяком случае, не грозит. Хотелось поговорить с Джейсоном насчет термодинамики выпаривания человечества. Он бы изобразил процесс графически, нарисовал бы диаграмму вымирания.
Раскаленная земля дышала жаром.
Дэн Кондон несколько раз пересек двор. Его легко можно было распознать в резком солнечном свете, человека из века девятнадцатого, с подстриженной черной бородой, безобразным изрытым оспинами лицом. Линкольн в синих джинсах, длинноногий, целеустремленный. Он не поднял головы, даже когда я заколотил по стеклу.
Стучал я и по стенкам, надеясь на ответ Дианы. Но ответа не дождался.
Снова приступ головокружения, снова на кровать, в раскаленном воздухе непроветриваемой комнаты, обливаясь потом.
Заснул… или потерял сознание.
* * *
Очнувшись, подумал, что комната вспыхнула, но впечатление пожара возникло не от огня, а от страшной жары и невероятно яркого заката.
Снова к окну.
Солнце уже коснулось восточного горизонта и быстро опускалось. В темнеющем небе клубились темные облака. Скудная влага, взмывшая в небо от иссушенной земли. Автомобиль мой кто-то доставил с холма и припарковал слева от амбара. Ключи, без сомнения, забрал. Бензина в баке все равно воробью по колено.
Но день-то я прожил. Мы прожили день. Я и Диана. И, без сомнения, миллионы кроме нас. Значит, апокалипсис предстоит медленный. Мы изжаримся постепенно. Или из-за разрушения земной экосистемы.
Распухшее светило, наконец, исчезло. Температура, казалось, мгновенно упала на десяток градусов.
В небе показались первые звезды.
Кормить меня никто не собирался, страшно мучила жажда. Может быть, Кондон намеревался держать меня взаперти, пока я не умру от обезвоживания организма. Или же просто забыл обо мне. Что может происходить в мозгу у такого, как пастор Дэн, для меня оставалось тайной; его мании и фобии явно относились к области психиатрии, его бы с этими глубинными тайнами к Малмстейну на обследование…
