В дальнейшем Энгельс говорит о “животных с мыслящим мозгом”, но отнюдь не сводит их к позвоночным или молококормящим. Напротив, он смело утверждает, что материя в своем развитии “некогда истребит на Земле свой высший цвет — мыслящий дух…”, чтобы “с той же самой железной необходимостью…” снова породить его “где-нибудь в другом месте и в другое время”.[24] Как видите, ни слова о позвоночнике, двух ногах, двух глазах. “Животное с мыслящим мозгом… Мыслящий дух…” — вот в каких выражениях- говорит об этом мудрец, понимающий, что развитие материи неисчерпаемо, как она сама.
Как мы знаем, это и есть истина.
Я показал вам, как вульгаризируют некоторые земляне представление о разумной жизни в космосе, чтобы лишний раз подчеркнуть остроту сложившейся ситуации. Из собственного опыта мы знаем, что на ранних стадиях развития культуры мудрецы, увы, не всегда одерживают верх над неразумными.
Тхнтшу чуть было не промыслил, что то же бывает и на более зрелых стадиях развития — пример тому трагическая судьба Кхруарбрагфра. Но удержал себя от этого соблазна и продолжал:
— Слишком разны основы нашей биологии, нашего прошлого и настоящего, наших взглядов и вкусов, чтобы ожидать легкого и безболезненного взаимопонимания с Третьей планетой, еще раздираемой междоусобными распрями. От худшей части существ, мнящих, себя эталоном разумной жизни, Чунгр и его великая цивилизация могут ждать самого худшего. Удастся ли нам найти общий язык с их лучшей частью, тоже говорящей о “штурме” и “завоевании” космоса, покажет будущее. Так или иначе, мы должны готовиться к очень скорой встрече с этими странными, во многом загадочными для нас существами. Эре “космического изоляционизма”, я повторяю, пришел конец. Начинается новая эра, провозвестником которой был и остается мой великий учитель Кхруарбрагфр.
Он испил чашу смерти, поднесенную ему нами. Но он оказался прозорливее нас. Пришло время сказать это открыто. Судите обо мне — или меня — как вам будет угодно, но я был бы лицемером, если бы не сказал этого сейчас. Все мое существо полно невыразимой горечи оттого, что не? рядом со мной в эту минуту Учителя, что не может он порадоваться вместе со мною своему торжеству.
Гробовая тишина была ответом на эти слова.
Планета замерла. И сам Тхнтшу не скоро смог совладать с охватившим его волнением. Наконец, предельным усилием воли смирив чувства, зарадировал дальше:
— Еще одно небольшое, но довольно существенное замечание: о соотношении физических сил чунгрианина и Человека. (В скобках скажу, что в случае столкновения вопрос будет, разумеется, решаться соотношением техники, а не физических данных, но кое-какое значение имеют и они.) К сожалению, науке до сих пор не удалось установить математический эквивалент земного слова “метр”, которым обозначается, преобладающая на Третьей планете мера длины. Установлено только, что сантиметр — это сотая часть метра, миллиметр — тысячная, микрон — миллионная, а километр это тысяча метров. Но что такое метр, мы не знаем. Из перехватов известно, что, наиболее крупные Муравьи Земли имеют рост в три—четыре сантиметра, а ископаемые пращуры этих земных насекомых бывали величиной до 50–70 сантиметров, то есть раз в пятнадцать больше, чем сейчас. (Кстати сказать, это говорит в пользу моего предположения, что наши биологические аналоги на Третьей планете не прогрессируют, а вырождаются. Средний рост Человека, по имеющимся данным, 165 сантиметров, то есть он больше современного Муравья в сорок—пятьдесят раз.
Но опять-таки что же такое метр? Если принять рост современных Муравьев за равный нашему, то Человек должен быть невероятных, сверхгигантских размеров, гораздо больше и страшнее недоброй памяти молококормящих гигантов. Однако это только гипотеза, не более, и я не хотел бы, чтобы мои слова дали основание для какой бы то ни было паники.
Скорее всего, метр гораздо меньше предположенного мною.
Впрочем, как бы там ни было, мы все должны думать о новой ситуации, возникающей, или, вернее, уже возникшей для Чунгра, внимательно следить, за дальнейшим развитием космической агрессии землян и в надлежащее время сделать из нее надлежащие выводы.
Я кончил, сограждане. Благодарен за внимание!
Миллиард за миллиардом выключались и гасли телевизионные экраны Чунгра. Напряженную тишину, стоявшую на всей планете в конце выступления Тхнтшу, сменило взволнованное обсуждение потрясающих новостей.
Выключение трансляционного поля отозвалось на чуткой нервной системе маститого ученого, как электрический толчок, принесший облегчение.
Энергично расправляя затекшие члены, Тхнтшу вышел в фойе. Его тотчас опять окружили сотрудники ЛКИТПа и ЦКИ. Рослый, очень темный Бзцва, которого Тхнтшу так лестно упомянул в своем выступлении, приблизив свое лицо к лицу учителя, беззвучно сообщил ему:
— Вы так рассмешили Планету, что сейсмические приборы отметили небольшое чунгротрясение, — Вы шутите?
— Нет, серьезно, учитель.
Тхнтшу стоял совершенно неподвижно. Ничего нельзя было прочесть не только на хитиновом покрове его лица, но и в глазах. Если б его увидел сейчас Человек, он, пожалуй, впал бы в заблуждение: ему бы показалось, что он видит на лбу Тхнтшу две глубокие морщины. На самом деле это были борозды, оставленные катастрофой, в которую ученый попал в молодости. Морщин у чунгриан не бывает.
— Меньше всего я хотел смешить, — ответил он наконец.
— Я понимаю.
— Как вы думаете, как отнесутся к тому, что я сказал о Кхруарбрагфре?
— Мы — с вами.
— В вас я не сомневался и не сомневаюсь.
Опять молчание.
— Вы очень устали, учитель?
— Очень.
— Проводить вас в комнату отдыха?
— Нет. В пятую башню.
— Вы хотите…
— Да!
И Тхнтшу пошел к выходу. Толпа молодых ученых почтительно расступилась перед ним и Бзцва.
Через три сотни шагов они были уже у входа в пятую астрономическую обсерваторию. Башня тускло отражала своей серой металлической поверхностью пепельный свет малого спутника, быстро скользившего по черному звездному небу справа налево.
— Мне хочется посмотреть на Землю, — промыслил Тхнтшу.
— Понимаю, — так же ответил Бзцва и распрощался с учителем.
Прежде чем войти в башню, старик бросил пристальный взгляд на ярко-голубую звезду, окруженную семью звездами Большого Топора[25] Третья планета… Она и Большой Топор стояли посредине черного, сияющего небосвода.
Продолжая работать все в том же направлении, мысль Тхнтшу горделиво отметила: разве можно сравнить условия астрономических наблюдений на Чунгре с земными? Насколько здесь прозрачнее и ярче небо!
