Ровно день ушел у моих славных роботов на подготовку фундамента будущего здания. К утру следующего дня, еще до подзарядки, они успели собрать первый ряд строительных лесов. Вначале все это смотрится со стороны не очень эффектно – ну, шебуршат себе что-то четыре металлические кастрюли среди груд строительного мусора, – но когда леса поднимаются для начала метра на два над землей, зрелище приобретает совершенно иной характер. Любо-дорого посмотреть на то, как лихо, поблескивая на солнце стальными боками, скользят по направляющим штангам роботы, точно акробаты, подхватывая в нужный момент ту или иную деталь конструкции и ловко, одним движение гибкого манипулятора, прилаживая ее на нужное место. Так и скачут, так и снуют по сторонам, все равно что твои блошки с подковками! И чем выше поднимаются строительные леса, тем все более виртуозной и рискованной начинает казаться стороннему наблюдателю работа строительных роботов. Не помню, кто в свое время верно заметил, что люди приходят в цирк не за тем, чтобы посмотреть на то, как человек пройдет по канату, а чтобы увидеть, как он однажды сорвется вниз. То же самое и со строительными роботами. Когда они работают на высоте, создается впечатление, что каждое их следующее движение может стать последним. И это несмотря на то, что тебе прекрасно известно – робот не допускает ошибок, неточностей и неловкостей и каждый его шаг, каждое движение манипулятора просчитаны с точностью до миллиметра. Даже мне, не однажды видевшему, как возводятся стандартные строительные конструкции, и то было интересно наблюдать за тем, что вытворяли на высоте мои роботы. Что уж говорить о эмерслейкерах! Порой мне казалось, что толпа собравшихся вокруг стройки зрителей в восхищении замирает, – хотя на самом деле временная неподвижность аборигенов могла означать все что угодно, – и тогда я радовался в душе тому, что не только с честью выполнил порученную мне работу, но еще и доставил ни с чем не сравнимое удовольствие огромному числу местных жителей, к которым я за время нашего недолгого знакомства, честное слово, проникся самой искренней симпатией.
А какие слова говорил мне мой приятель-скульптор! «То, что ты создаешь, есть наивысший взлет творческого гения, к которому стремится каждый истинный художник!» Само собой, это не дословный перевод, но смысл я передаю верно.
Когда же купол посольского здания был покрыт последним слоем самого что ни на есть современного влагоизоляционного материала с вкраплением соляроидных термопар и на корпусах всех четырех роботов загорелись красные огни – знак того, что работа успешно завершена, – эмерслейкеры устроили нечто невообразимое. В этот день их собралось столько, что все близлежащие дюны были покрыты плотным слоем желто-коричневых тел, из-за чего создавалось впечатление, будто бесконечная очередь желающих виртуальным образом пожать мне руку ускользает за горизонт и, опоясав планету, возвращается к своему началу. Четверо эмерслейкеров с имплантированными ретрансляторами заняли позиции вокруг меня и хором, в четыре голоса переводили то, что говорили их соотечественники, лишенные возможности обратиться ко мне лично. Естественно, я не понимал и десятой доли того, что хотели сказать мне аборигены, но было ясно одно – моя работа всем понравилась. Позже – не знаю, все ли желающие успели высказать свои комплименты или же кто-то из старшин волевым усилием перекрыл доступ к моему телу, – меня едва ли не на руках – снова образное выражение, естественно, никаких рук не было, только скользкие, коричневые спины, – потащили в одну из нор. Оказавшись внутри и осмотревшись, я понял, что это жилище местного скульптора. Дом, включающий в себя еще и художественную студию, был просторный, но даже он не мог вместить всех желающих поприсутствовать на торжественной церемонии. По чести сказать, чему была посвящена сия церемония, я толком не понял, – то ли меня причислили к лику святых, то ли присвоили звание почетного гражданина, то ли сделали главным распорядителем фонда поддержки юных дарований, – но все было очень торжественно, очень проникновенно и весьма обстоятельно. После троекратного мысленного «ура» в мою честь началось застолье, которое носило довольно-таки необычный характер. Пирующие периодически всем кагалом выкатывались из норы, служившей им пристанищем, чтобы после краткой прогулки по свежему воздуху влиться в новую нору, где пиршество продолжалось так, будто и не прерывалось. У меня создалось впечатление, что всякий раз за время прогулок под ночным небом состав участников банкета менялся примерно на треть. Неизменным персонажем всей этой тихой гулянки – ночную тишину нарушал только шорох песка – оставался один лишь я.
Стоит ли говорить, что после бурно проведенной ночи на объекте я появился только к полудню. Зрителям, которых не стало меньше, я улыбался уже несколько устало и натянуто. Ну, в самом деле, сколько можно восхвалять мои человеческие – или, с точки зрения эмерслейкеров, как раз нечеловеческие достоинства?
Подойдя поближе, я еще раз придирчивым взглядом окинул объект. Все было на месте: куполообразный дом, упакованный в ровный куб строительных лесов, застывшие на самом верху роботы с включенными красными огнями, аккуратно сложенные внизу упаковки неизрасходованных материалов и пара голубых контейнеров со строительным мусором – как же без него? Как ни старайся, все равно контейнер-другой наберется.
Улыбнувшись вполне счастливо, я достал из кармана дистанционный пульт управления и передал роботам команду начинать разборку строительных лесов. В уме я уже прикидывал, что если роботы справятся с работой за пять-шесть часов, то вечером я смогу взлететь – погрузка займет не больше часа. Таким образом, я верну Жеке Пселу его оборудование почти на сутки раньше оговоренного срока. Вот так!
Так думал я. Но эмерслейкеры, как оказалось, полагали иначе.
Я не сразу обратил внимание на то, что среди собравшихся вокруг стройки зевак началось какое-то странное волнение. Что-то не в порядке, подумал я лишь после того, как один из аборигенов наступил мне на ногу. Эмерслейкеры никогда не допускали таких оплошностей, следовательно, сделано это было умышленно. Но почему? Мне было ясно, что происходит что-то необычное, но я даже представить себе не мог подлинную причину охватившего эмерслейкеров беспокойства. Хотя «беспокойство» – это не совсем то слово, которое может точно описать состояние окружавших меня гигантских слизней, – все тот же пресловутый языковый барьер! Короче говоря, у меня создалось впечатление, что эмерслейкеры собираются с духом, чтобы всем скопом наброситься на меня, при этом убивать они меня не станут, но что-нибудь весьма неприятное, о чем я потом буду вспоминать до конца своих дней, наверняка сотворят. И, как на зло, рядом не было ни одного аборигена с имплантированным ретранслятором, который хотя бы в самых общих чертах мог объяснить мне, что происходит с его собратьями.
