Александр Казанцев - Донкихоты Вселенной

Он не обратил внимания, что на площади не стояли, а тесно сидели или лежали на земле люди, держа свои костыли. Перед собором словно раскинулось поле сечи, усеянное павшими воинами. И Скалий, сосредоточенный на самом себе, не видел этого.

Он уперся взглядом в двух мужчин и одну женщину, преграждающих ему путь. Вид их был жалок и ужасен. Сведенные судорогой тела мужчин уродливо извивались дугой, и ноги их доставали затылка, а женщина с окостеневшими согнутыми ногами тянулась скрюченными руками к "Богу-целителю".

Пронзительно глядя на них, собрав всю внутреннюю силу, И Скалий громко, так, что его голос, не в пример обычной речи, был слышен по всей площади, возвестил:

- Встаньте, Всевышним прощенные, и идите с миром!

И произошло чудо. Все трое словно проснулись, потянулись, как после сна, привстали на колени и, отвесив "Всевышнему" земной поклон, быстро отправились прочь.

Но то же самое произошло не только с этими тремя несчастными. Сотни только что сидевших или лежавших в самых невероятных позах калек, отбросив в сторону костыли, тоже поднялись на ноги и, громко восхваляя милость всевышнего, коего лицезрели перед собой, толпой стали покидать площадь.

Дорога расчистилась перед И Скалием. При виде сотен брошенных костылей он почувствовал в себе воплощение верховного божества. Вот оно, пьянящее чувство превосходства над всеми, начало свершений во имя никому не известных планов высшей мудрости!

Ему казалось нужным напрячь все силы, чтобы при неосторожком шаге не взмыть вверх, не оторваться от камней, не вознестись на небо, ибо не шел он по земле, а плыл над нею, едва касаясь ее ногами.

Брошенные за ненадобностью костыли, усеяв площадь, пробуждали в нем восторг и преклонение перед самим собой. Безмерная радость победителя переполняла его. Никто не мог бы переубедить сейчас И Скалия в неземной его сущности.

Он был возбужден, растроган, восхищен. Комок подкатывал у него к горлу.

Видимо, настал черед выполнения его давнего замысла о всеобщем мирском монастыре с архипелагом общин, управлять которым будет Он, силой Своей небесной держа всех в страхе и повиновении.

С этого дня в Святикане началось царствование на Землии "Владыки небесного".

Сразу после аудиенции у наместника всевышнего на Землии, по прибытии из Ремля, папиец св. Двора Кашоний направился прямо в святиканские подземелья, хорошо ему известные как Верховному слуге увещевания.

Там он, нагоняя страх на тюремщиков, объявил, что обязан передать грозное повеление Великопапия трем заключенным, обвиненным в ереси, каковыми оказались сестра и братья Кашония. Видимо, переданное тем повеление "Всевышнего" было так устрашающе, что всех их одного за другим разбил паралич, в чем тюремщики, после увещеваний узников Кашонием, могли убедиться сами, посетив казематы еретиков. Уличенная ведьма со скрюченными руками и ногами возносила молитву всевышнему и не отзывалась на обращения к ней. Обоих колдунов свело дугой, и не то чтобы подняться, но даже пошевельнуться, как ни настаивали тюремщики, узники не могли. Двухцветным наемникам пришлось в назначенный день тащить их к собору св. Камения на руках.

Туда же, но не на паперть, а на церковную площадь, доставляли и других калек, собранных по монастырям и... по кабакам. И все они, каждый увечный по-своему, кто на носилках, кто ползком, кто опираясь на костыли (врученные им Кашонием вместе с увесистым кошельком) неумело пробирались к указанным им местам.

Разыграть столь грандиозный спектакль можно было лишь перед бездумно верующими простаками или перед душевнобольным "исцелителем", но представление удалось на славу!

Поскольку "всевышний", обретавшийся на Землии во плоти Великопастыря всех времен и народов, вместе с исцеляющими словами произнес и слова прощения, никто не посмел ни усомниться в чуде, ни задержать "исцеленных", в том числе и родственников хитрого Кашония.

Площадь перед собором св. Камения опустела, а слава чудотворца распространилась по всей стране и должна была докатиться и до еретиков, ведущих греховную войну против папия.

Пожалуй, самым удивительным было то, что к вечеру на площадь против собора вернулось несколько человек, чтобы отыскать свои старые костыли, ибо были действительно паралитиками и неистребимая вера их в возможное чудо, страстная надежда и пример на их глазах "исцеляющихся" помогли им исцелиться.

Однако не всем, самовольно явившимся на площадь, посчастливилось. Чудо не могло быть хоть чем-нибудь омрачено. И несчастных, "несомненно из-за недостатка веры неисцелившихся", слуги СС увещевания уволокли по указанию Кашония в свои подземелья, чтобы помочь калекам достигнуть небесных далей блаженства.

"За усердие" И Скалий присвоил Кашонию сан высшинского прокуратия увещевания, второго лица в Святикане.

Отзвук "Великого Чуда" докатился и до войск непримиримых лютеров, но не произвел там должного впечатления, не заставил их сложить оружие.

Религиозная война продолжалась.

Глава третья

СИСТЕМА СОПЕРНИКА

Солнце всходит и заходит...

Из песни.

Графиня Магдия Бредлянская после кончины престарелого супруга, "светлого гетмания", стала самовластной владелицей сотен тысяч душ, бездумно распоряжаясь жизнью и смертью своих рабов-земледельцев, закрепощенных на землях ее предков деспотом Великопольдии века назад. К рабам своим Магдия относилась с безразличной добротой, не вникая в то, что подневольный труд их был источником несметных богатств

ее рода.

Интересуясь литературой, музыкой, искусством, даже наукой (детей у нее не было), к дамам своего круга

она относилась высокомерно, и ее недолюбливали, хотя

признавали ее могущество и, не без оснований, красоту.

Безупречные черты лица, властные, подвижные брови,

горделивая осанка и тонкий стан, пленительная шея

и покатые плечи, пышные волосы, наконец, жгучие глаза - все это не потускнело, несмотря на неумолимый,

казалось бы, возраст.

Нарядные сплетницы, не без зависти, сходились в общем мнении, что такая роскошная панесса не засидится во вдовах. Но спесь и надменность подобно крепостным стенам старинных бредлянских замков отгородили ее от притязателей. Ни один принц крови, вельможа или поэт не могли сравниться с идеалом мужчины, достойным ее. Допуская поклонение себе, она оставалась недоступной богиней, и только духовник ее, ксент Безликий, удостаивался задушевной беседы с нею. Фанатически религиозная, она не скупилась на нужды папийской церкви.

Лишь своенравием магнатки можно было объяснить ее внезапный интерес к неизвестному монаху Крылию, присланному папием в местный университет занять кафедру, где полагалось учить рыцарской чести и независимости взглядов.