— Сосед, говоришь? — медленно, с расстановкой проговорил он, будто раздумывая.
В трубке стояла тишина. Видно, Светке надоело оправдываться, и она выжидала.
Мысль созревала. И Сашка уже почти решился. Но длительного выяснения отношений он сейчас не хотел. И потому сказал лишь одно:
— Разберемся, ладно. — Голос его стал мягче. — Сегодня я занят. Позвоню потом. — Он помолчал, добавил: — Сам позвоню. Ну пока.
И положил трубку.
"Все правильно, только так", — подумалось холодно и расчетливо. Он почти высох и даже замерз немного. Заглянул в прихожую — входная дверь была приоткрыта, оттуда и тянуло. Он захлопнул дверь и пошел в ванную.
Лежал не шевелясь, расслабившись. Думал о себе, о Светке. Все казалось уже решенным. "К черту заимку, и маяк туда же, потрепыхаемся покуда тут!" Подползла дрема, помутилось в глазах. И мерещилось чудное: как год назад бродят они под руку по Третьяковке, еще не закрытой на ремонт, глазеют на картины. Но все иначе, лучше, чем в действительности. И вместе с тем непонятно и странно. Картины оживают, их персонажи переходят одни в другие, меняются рамками, и где-то в этой празднично-нарядной толпе теряется, исчезает Светка, выскользнувшая из-под руки… Но самое интересное, что Сашка воспринимает ее уход как нечто вполне естественное, более того, необходимое. И ему хочется помахать ей вслед рукой. Но рука не поднимается. Он весь расслаблен, пропитан блаженством и теплом… Фу, Сашка включил холодную воду, сунул под струю голову. Хорошо! Еще немного — и пора вылезать.
Телевизор в этот вечер Сашка не включал. Лег пораньше, чтобы хорошенько, впервые за последние недели, выспаться. И уснул сразу.
Сны бывают разные. Кому-то снятся безмятежные луга, кому-то периодические системы и гениальные симфонии, кому-то бесконечные полеты и падения. Сашке впервые в жизни ничего не снилось. Медики считают, что во время сновидений человеческий мозг освобождается от излишней, накопившейся за время бдения ненужной информации. Сашкиному мозгу, видимо, уже не от чего было освобождаться. Он спал сном младенца.
Утром Сашка встал минута в минуту, без спешки позавтракал, побрился. И с некоторой долей удивления отметил, что не испытывает ни малейшего подобия страха опоздать на работу. Это было настолько ново и неожиданно, что Сашка громко расхохотался, не считая нужным сдержать свой порыв. Чета соседей, до того суетливо обсуждавшая за стенкой поведение сына-двоечника, тут же замолкла. И молчала до самого Сашкиного ухода. В отличие от Сашки, они, наверное, и не подозревали дотоле о звукоизоляционных свойствах стенки.
"Дипломат" пришлось оставить дома. Вместо него Сашка перекинул через плечо легкую сумку на длинном ремешке. Руки оставались свободными, и он засунул их в карманы. Выходя из подъезда, вспомнил про наледь и заглянул за угол. Петька-партизан явно не довершил начатого.
— Эх, молодежь, молодежь, — проворчал под нос Сашка, не снижая темпа, — никакого вам доверия.
Думал он о чем-то совсем ином, не обретшем пока четких очертаний, ускользающем. Обрывки каких-то разрозненных планов путались в его голове. А вдобавок ко всему там же звучал легкий, веселенький мотивчик, мешая все прочее в одну кучу.
Троллейбуса ждать не пришлось — они одновременно подошли к остановке: Сашка с одной стороны, троллейбус с другой. Народу, как и всегда по утрам, была тьма. Сашка выждал, пока троллейбус основательно не заполнится, и только потом, уцепившись за поручень на задней площадке, намертво застрял в дверях. Можно было бы и еще малость протиснуться вперед, "внутрь салона", как любили выражаться водители общественного транспорта. Но он не стал этого делать — и так битком,
— Все, товарищи, невпротык! — самым доверительным тоном сообщил через плечо.
Ему поверили, штурм прекратился. До следующей остановки он уже успел пристроиться поудобнее, стоял, размышлял. "Светка, так-с, гнездышко, ага! Новый образ жизни, так-так, что же еще, ага — заимка! — Получался ералаш какой-то, путаница. — Ладно, со Светкой пора…" Точки он не поставил, а как-то взял и отвел сам вопрос в сторонку. Все прочее — заимки, гнездышки и новые, спартанские образы жизни — как бы они ни выглядели прекрасно в воображении, просто-напросто выкинул прочь из головы и решил к ним больше не возвращаться. А со Светкой? Со Светкой — там видно будет.
У метро он выскочил одним из первых. Быстренько достиг эскалатора, пока еще возле того не образовалась пробка. И впервые в жизни не стоял на движущейся вниз ленте, а бежал по ней, ловко огибая иных крупногабаритных пассажиров на своем пути. Так, почти с разбегу, и влетел в вагон.
Ему посчастливилось, на только что освободившееся место ринулись было двое, справа и слева, но Сашка, выставив локти на их пути, извернулся, исхитрился и опередил конкурентов. Это придало ему дополнительный заряд бодрости. Сашка с умеренно скрываемым торжеством поглядел снизу вверх на конкурентов-неудачников. Те смотрели в неопределенную даль, но на лицах их было все отражено. "Что же еще, ага, начальничек ключик-чайничек, так-с, ведь заметил все-таки, стало быть… что стало быть?! Так-так, что-то очень знакомое, ну, еще немного, напряги, напряги память… Нет! Ну да ладно, повышать ведь собрался, это дело". Мысли оставались по-прежнему бессвязными, одно путалось с другим.
Только теперь Сашка заметил стоящую перед ним пожилую, если не сказать, совсем старенькую, женщину, державшую за руку мальчонку лет пяти. "Нехорошо, — подумал он, — совсем нехорошо". Мальчонка жевал варежку и глядел прямо на Сашку, в глаза.
— В садик, с бабушкой? — ласково спросил Сашка и протянул руку, пытаясь отвести варежку от лица малыша.
Тот отпрянул, уткнулся бабушке в пальто, лишь одним глазом с любопытством и недоверием посверкивал на Сашку.
"Нехорошо, — еще раз промелькнуло у того в голове, — непорядок". Он принялся высматривать жертву. На это ушло совсем мало времени. Рядышком сидел паренек в черной кроличьей шапке с опущенными ушами и старомодных, дедовских очках. По отвисшей нижней челюсти и запрокинутой голове было видно паренек задремал в пути, ничего не видит, ничего не слышит. «Годится». Сашка легонько саданул локтем в бок. И уставился в лицо парню. Теперь он разглядел его получше: примерно ровесник, чуть помоложе и наверняка тоже из мелкой чиновной братии, на работягу не похож. Сашка смотрел на него пристально, с укоризной, вытянув шею вбок, чуть покачивая головой. Парень, разумеется, не выдержал. Встал.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал он старушке с малышом.
— Большое вам спасибо, — ответила та. Но обращалась она к Сашке. — Я вам очень признательна.
