Они скользили над водой. Прошли метров сто вверх по течению, пока взгляд Эндера не остановился на холме, крутой склон которого выходил прямо на правый берег.
— Тут есть где пристать? — спросил Эндер.
Ольядо отыскал стоянку метрах в пятидесяти от вершины холма. Потом они пошли обратно вдоль берега, по самой границе, где тростники уступают место граме. Так выглядели берега каждой реки на Лузитании. Вполне естественно. Эла легко разобралась с генетическими соединениями, как только получила доступ к файлам Новиньи и разрешение заниматься этой проблемой. Тростники — отцы и дети мухи-сосунца. Грама спаривается с водяными змеями. Пыльца капима налипает на животы кабр и порождает новое поколение удобряющих траву животных. А стебли и корни капима перевиты тропессо — длинной, ползучей лианой. Эла установила, что у тропессо те же гены, что и у ксингадоры, небольшой птицы, использующей узлы живой лианы как гнезда.
В лесу все тоже подчинялось законам парности: черви масиос появлялись на свет из плодов лианы мердоны и, в свою очередь, давали жизнь семенам той же мердоны. Пуладор, маленькое насекомое вроде таракана, состоял в законном браке с кустами подлеска. А надо всем этим царили свинксы и деревья — существа, достигшие вершины в обоих мирах. Растение и животное — одна долгая жизнь.
Вот и весь список животных и растений Лузитании. Жителей континента. В море можно найти кое-что еще, но Десколада все же делала планету однообразной.
Правда, и в однообразии есть своя, пусть даже странная, прелесть. Ландшафт на планете был таким же, как и на всех других: реки, холмы, горы, пустыни, океаны и острова. Ковер капима и редкие пятна лесов превращались в музыкальный фон симфонии пейзажей. Глаза становились более чувствительными к неровностям почвы — песку, утесам, ложбинам и прежде всего к течению воды и игре солнечного света. Лузитания, как и Трондхейм, была одним из тех редких миров, где властвовал один лейтмотив. Трондхейм, однако, был Трондхеймом потому, что очень немногие существа могли прижиться и этом суровом мире: причуды климата ограничивали жизнь на поверхности планеты. На Лузитании же… ее климат, ее почва ждали плуга пахаря, мастерка каменщика. Принеси сюда жизнь, просила планета.
Эндер не понимал, что полюбил это место именно потому, что оно было таким же опустошенным, как и его собственная жизнь. С самого детства, когда его закружили и чуть не уничтожили события, в своем роде такие же страшные, как и погулявшая по этой планете Десколада. И все же можно выжить, можно пустить корни на голом камне, удержаться на нем и продолжать жить и расти. Из ужаса Десколады родились три жизни маленького народа. От Боевой школы, от долгих лет изоляции, от войны ведет свое начало Эндер Виггин. Он пришелся здесь ко двору, словно сам создал это место. И мальчик, пробиравшийся вместе с ним через граму, казался ему сыном, как будто он знал его все двенадцать лет его жизни. «Да, Ольядо, я понимаю, как никто другой, что такое металлическая стена между тобой и миром. Но здесь, сейчас я заставил эту стену исчезнуть — живая плоть касается земли, пьет воду, дарит любовь и утешение».
Берег речки, вернее, уже холм, поднимался террасами, метров двенадцать от воды до вершины. Земля достаточно влажная — копать будет легко, да и своды не обрушатся. Королева Улья и ее народ — подземные жители. Эндер почувствовал желание начать прямо сейчас и принялся руками разгребать землю. Ольядо присоединился к нему. Земля поддавалась, они зарылись довольно глубоко, но верхний край ямы и не думал сползать.
«Да. Здесь».
Значит, решено.
— Здесь, — громко сказал Эндер.
Ольядо улыбнулся. Но говорил Эндер не с ним, а с Джейн, и Джейн ответила.
— Новинья считает, что они добились своего. Все тесты показывают полный ноль: с тех пор как в клонированных клетках жукеров поселился этот новый коладор, Десколада и носа не показывает. А Эла прикинула, что ромашки, с которыми она возится, через какое-то время будут вырабатывать коладор и без постороннего вмешательства. Если номер сработает, нужно будет только посадить пару десятков цветочков, и жукеры смогут держать Десколаду в узде, попивая нектар.
Ее голос звучал живо и весело, но она говорила с ним только о деле. А вот тут уже ничего веселого не было.
— Прекрасно, — ответил Эндер, внезапно ощутив приступ ревности: наверняка с Миро Джейн разговаривала совсем другим тоном — шутила, дразнила его, как когда-то Эндера.
Но ему ничего не стоило справиться с этим чувством. Он поднял руку и положил ее на плечо Ольядо, потом притянул мальчика к себе, и вот так, вместе, они пошли к оставленному на берегу флайеру. Ольядо отметил на карте место и записал в память машины. По дороге домой он все время смеялся и шутил, и Эндер смеялся вместе с ним. Мальчик не заменит ему Джейн. Но он — Ольядо, и Эндер любит его. Мальчик нуждается в Эндере, и… несколько миллионов лет эволюции утверждают, что именно в этом сам Эндер и нуждается больше всего. Этот голод мучил его все годы, проведенные с Валентиной, гнал его с планеты на планету. Мальчик с металлическими глазами, его талантливый и склонный к пакостям братец Грего, понимание и невинность Квары, вера, полный самоконтроль, аскетизм Квима, Эла, надежная, как скала, неподвижная и все же твердо знающая, когда и как надо действовать, Миро…
«Миро. Я не могу утешить Миро. Не здесь, не сейчас. У него отняли работу, тело, надежды, будущее, и никакие слова, никакие действия не дадут ему необходимого — нового, жизненно важного дела. Мальчику больно жить, его любимая стала сестрой, он не может жить даже среди свинксов, ибо бесполезен для них, и они ищут у других знаний и дружбы».
— Миро нужно… — начал Эндер.
— Миро нужно покинуть Лузитанию, — сказал Ольядо.
— М-м?
— У тебя есть космический корабль, ведь так? — спросил Ольядо. — Я, помню, однажды читал такую историю — или это был фильм — про полководца: давным-давно, во время Войны, был такой Мэйзер Ракхейм. Он спас Землю от гибели, но все знали, что, когда придет время сражаться снова, он давно уже будет мертв. Поэтому его послали в космос на релятивистской скорости, чтобы он слетал туда и обратно. На Земле прошло сто лет, а сам Ракхейм за это время прожил всего два года.
— Ты думаешь, Миро нуждается в чем-то подобном?
— Рано или поздно будет война. Придется принимать важные решения. Миро — самый умный человек на Лузитании, самый лучший. Вы знаете, он никогда не выходит из себя. Даже в самые худшие времена, когда отец… Маркано… Простите, я все еще называю его отцом.
— Все правильно. В каком-то смысле так оно и было.
— Миро всегда думает, всегда выбирает самый разумный путь, и он на самом деле оказывается лучшим, разумнейшим. Мама всегда полагалась на него. Ну вот, я считаю, что Миро понадобится нам, когда Звездный Конгресс пошлет на нас корабли. Он изучит все данные, все, что мы соберем за время его отсутствия, сложит вместе и скажет, что делать.
