Мушкетов дернул посильнее, рассчитывая, что веревка или слетит с острых скользких зубов, или в конце концов порвется. Ничего подобного не случилось. Ящер только вскинул плоскую голову и замотал ею на бегу, едва не сдернув геолога с насеста.
На спине у ящера приходилось лежать, припав к острым зубьям гребня, иначе седока вмиг бы смахнули бьющие по затылку ветви. Перед глазами вздымались ходящие под шкурой бугры мышц. Сама шкура казалась странным произведением искусства: будто орды безумных гномов набили на нее мириад костяных заклепок размером с самую мелкую горошину. Каждая бляшка в отдельности едва выступала над кожей, но вместе они работали не хуже наждака. Ладонь, щека, колени и бедра геолога уже были рассажены в кровь, и Мушкетов отгонял от себя мысль о том, что случится, если хищники Земли Толля чувствительны к ее запаху. Впрочем… на падаль у старого лагеря слетелись только стервятники, остальные или не учуяли добычи, или, что скорей, разбежались.
«Да когда же ты выдохнешься, проклятая? – мысленно обратился ученый к своему скакуну. – Чтоб ты замертво пала. Чтоб ты ногу сломала. Чтоб тебе дракон голову откусил».
Эту мысль сменила другая: даже если все желания сбудутся прямо сейчас – что потом? Он окажется посреди враждебной равнины, без оружия, неведомо где…
Геолог чуть приподнял голову. Солнце светило в правую щеку. Получалось, что бешеная скотина несет его почти туда, куда бы и хотелось, – в сторону нового лагеря, лишь немного забирая южнее.
И тут его озарило.
Иногда бывает так, что две проблемы в сумме решают одна другую. Да, он не может спрыгнуть с несущегося динозавра и не сумеет выбраться живым с просторов Земли Толля… но если проклятая ящерица добежит до русско-немецкого лагеря, ее пристрелят часовые. А оттуда уже можно будет выслать на подмогу оставшимся на месте вчерашнего боя Горшенину и Тале охотников и носильщиков.
Осталось только придумать, как сбить тупоголовое животное с курса.
Единственным инструментом для этого оставалась веревка.
Уздечка.
Упираясь всем телом в спинной гребень ящера, геолог изо всех сил потянул за веревку, оттаскивая морду ящера налево. Тварь уперлась, замотав уродливой башкой, но для этого ей пришлось сбавить ход и – о чудо! – немного податься в сторону, чтобы избавиться от назойливого давления. И еще немного. И еще.
– Вперед! – прохрипел Мушкетов пересохшим горлом, чувствуя, что скакун начинает уставать. – Вперед, тварь! Н-но!
Тикбаланг заверещал пронзительно и хрипло, прибавляя ходу.
Деревья расступились, выпуская зверя и его наездника на равнину. Солнце плеснуло в глаза текучим золотом, брызгаясь под напором ветра. Мимо проносились приземистые кусты, увешанные тяжелыми гроздьями невзрачных ржавых шишек. Над горизонтом, в сказочной дали, маячили голые вершины срединного хребта островной гряды.
Геологу уже начинало казаться, что его безумный план увенчается успехом. До лагеря не могло оставаться больше пары-тройки верст – в моменты, когда валкая иноходь ящера прерывалась особенно длинным прыжком, Мушкетову мерещилось вдалеке что-то, чему не было места на мезозойском просторе, смутное пятно на зеленом фоне. Он еще раз дернул за веревку, поправляя курс невиданного скакуна.
И тут ящер закричал снова, мотая на ходу головой. К зверю словно вернулись свежие силы: чудовище прибавило скорости, припадая к земле грудью и загребая мох передними лапами.
Из зарослей по правую руку вынеслись, раскинув крылья, три стимфалиды.
До этого Мушкетову казалось, что его скакун мчится с предельно возможной для динозавра скоростью, сравнимой с несущейся галопом лошадью, – и даже это достижение казалось ему фантастическим для тяжеловесных зверей мелового периода. Ящеры были огромны, ужасны, могучи… но не слишком быстры. Обручев на его месте не совершил бы такого просчета. Только теперь геолог понял, насколько ошибался. Тикбаланг несся из последних сил, задние ноги ходили, точно паровозные шатуны, а стимфалиды нагоняли.
Раскинув передние лапы, хищники парили над равниной, едва не отрываясь от земли в стремительном броске. Вряд ли им под силу было бы поддерживать такой темп долго, но сейчас расстояние между ними и добычей сокращалось на глазах.
Все исчезло для геолога, кроме бьющего в лицо ветра и хриплого скрежета за спиной. Стимфалиды перекликивались немецкими голосами, обходя потерявшего соображение тикбаланга с обеих сторон – две справа, третья слева, две отвлекают внимание, третья готовится к броску. Так гонят измученного лося волки в заснеженном лесу. Вот только добыча пернатых тварей была гораздо крупней какого-то сохатого. Царапающий душу скрип разбился какофонией многоголосого щебета. Полуобернувшись, Мушкетов увидел, как взвивается перед стремительным броском вожак маленькой стаи, раскинув когтистые лапы.
На размышления не было времени. Геолог действовал инстинктивно, повинуясь велению казацкой крови, и, хотя в руках у него не было шашки – да и не учился он рубить лозу, – удача оставалась на его стороне. Опершись одним коленом о жесткую холку, он встретил стимфалиду пинком прямо в ощеренную пасть. Крыльные когти полоснули по лодыжке, располосовав штанину и кожу под ней, но тварь не удержалась, отлетела назад под удар плоского, негнущегося хвоста.
Оставшиеся две стимфалиды взвизгнули хором. Мушкетов ожидал, что твари отстанут, раз охота не задалась, но те продолжали мчаться рядом, не отставая. Неужели у них хватит выносливости не догнать, так загнать ящера? Или просто они не в силах быстро сменить тактику?
Одна из хищниц повернула голову, встретилась взглядом с притулившимся на холке у великана человеком. Зрачки полыхали расплавленным золотом. Нет, понял геолог. Их ведет мстительная злоба. Они не отступятся, пока не добьются своего – или не лягут, обессилев вконец.
И в этом есть своя польза, понял геолог. Потому что твари гонят тикбаланга туда, куда направил его сам Мушкетов, – в направлении лагеря. А там их встретят пулями.
Мощные лапы тикбаланга на бегу отбивали рваный ритм цыганской пляски. Соскальзывали с чешуйчатого гребня окровавленные руки, и одна мысль билась в голове геолога: только бы продержаться, только бы не повиснуть на проклятой веревке приманкой для кровожадных тварей.
Лагерь виднелся впереди – высокая баррикада из вывороченных кустов, рассеченная узкими проходами, похожими на бойницы. Мушкетов дернул за узду, пытаясь отвернуть своего скакуна, но тот, обезумев от ужаса, несся прямо на стену. Геолог не знал, что хуже – если тварь попытается перепрыгнуть преграду, сбросив седока, или попытается протаранить ее. Но ему не оставалось ничего иного, как держаться крепче. Стимфалиды, начавшие было отставать, рванулись вперед.
