– Выше голову, друг! Сегодня вечером партизаны начнут штурм Гринхауза. Мы будем спасены.
Он не уточнил, что штурм был назначен на двадцать три ноль-ноль.
– Джонсон, я уезжаю в Сингапур. Вы остаетесь за меня. А если желаете, то… Может быть, поедем вместе? Но на автомашине, потому что в танке места нет.
– Что-нибудь случилось, мистер Харвуд? – забеспокоился Джонсон. – Я с большой охотой… Но в машине… У них теперь пушки…
– Судьба человека в руке господа! – лицемерно вздохнул Паркер. – Но зачем вам, Генри, мистер Джонсон? Чтобы закупить то оборудование, о котором я говорил? – Пустяки!.. Справитесь сами. Пусть остается. Пусть остается.
Харвуд прекрасно понял, что означают елейные интонации в голосе Паркера: Джонсон должен погибнуть вместе с Гринхаузом. Что ж, может быть, так и нужно: свидетели нежелательны.
– В самом деле. Я не учел. Оставайтесь, Джонсон.
– Гуд бай!
– Гуд бай!.. – оторопевший начальник охраны постоял несколько секунд, а затем бросился вдогонку. – Мистер Харвуд!.. Мистер Харвуд!
В ответ звонко лязгнула металлическая дверь соседней комнаты.
И тогда Джонсон понял, что его обрекли на смерть. Ему предлагали жизнь, – он отказался. Разве поехал бы Паркер в Сингапур ночью, – пусть даже в танке, – если бы существовала хоть малейшая опасность?
Но с какой же стороны ждать несчастья?.. Партизаны?.. Тогда нужно немедленно организовать оборону. Собрать всех в северной башне – ее стены не пробьет ни один снаряд. Там пулеметы, минометы… Да, а китаец?.. Он может подкрасться в любой миг, ударить ножом, пустить пулю…
Как затравленный волк, Джонсон окинул взглядом помещение, подбежал к окну.
Солнце только что село, а на землю уже наваливалась тяжелая черно-сизая мгла. Недавно прошел ливень, и казалось, что клочки зловещих туч снижаются, обволакивают предметы, заглатывают остатки дня.
– Свет!.. Включите свет! – закричал Джонсон в телефонную трубку.
Вспыхнули яркие лампочки. Но от этого темнота стала лишь более страшной. Она сгустилась, приблизилась, и за пределами освещенности теперь могло появляться что угодно, оставаясь незамеченным.
Джонсон не выдержал наступления мрака. Втянув голову в плечи, перебежал от коттеджа Харвуда до караульного помещения и скомандовал:
– Всем на северную башню! Немедленно!
С этой минуты Гринхауз фактически не охранялся.
Лишь у входа в лабораторный корпус так же стояли неподвижные, словно вытесанные из камня, два охранника-даяка.
Полудикари с современным огнестрельным оружием в руках, обманутые и одурманенные существа, которых колонизаторы используют для самых зверских преступлений, эти двое получили приказ от самого хозяина. Никто не смог бы снять их с поста, никого они не пропустили бы в лабораторию, даже собственных матерей. Сильные, выносливые, они могли убить кого угодно, сами не зная, за что.
Их не обеспокоила суматоха в Гринхаузе, а затем наступившая настороженная тишина. Все, что происходило в стороне от входа в лабораторный корпус, их не касалось. У них была простая до абсурда задача: не подпустить никого ближе, чем на пятнадцать шагов.
Вот одному из даяков что-то послышалось. Он насторожился, сделал шаг в сторону и вдруг, бросив автомат, замахал руками перед лицом, – так, словно хотел отогнать надоедливую осу. Затем вскрикнул и упал.
Второй даяк посмотрел на него с удивлением и испугом, однако не поспешил на помощь, а, наоборот, отошел подальше, под защиту стены, и водил глазами, выискивая в темноте неожиданного, неведомого врага.
Нигде ничего не было слышно. Крепость-лаборатория, в которой круглосуточно гудели, жужжали, рычали всевозможные трансформаторы, моторы, станки, в этот вечер замерла, как природа перед грозой. Лишь стрекотание цикад нарушало тоскливую тишину.
Именно эти однообразные, надоедливые звуки и поглотили легкий шорох. Крошечная бамбуковая стрела, выпущенная из сумпитана – малайского духового ружья, – проскользнула почти неслышно и чуть-чуть царапнула даяка по руке.
Но эта стрела была страшнее разрывной пули «дум-дум». Даяк даже подпрыгнул. Не теряя ни секунды, об начал высасывать и выплевывать кровь из ранки, стараясь не допустить распространения смертельного яда.
Тщетными были его попытки. Через минуту он уже не мог стоять на ногах и сел. Через две упал навзничь.
И тогда сверху, из-за каменной баллюстрады правого крыла дома, выглянул старый Чен. С ловкостью, неожиданной в пожилом человеке, он спустился вниз по пожарной лестнице и юркнул в дверь корпуса.
Но не успел он пробежать и нескольких шагов, как прозвучала очередь из автомата. Второй даяк, умирая, сумел отомстить. Две или три пули попали в Чена.
Эти выстрелы явились как бы сигналом. Внезапно погас свет, Послышалась стрельба с северной башни. Ей отвечали откуда-то из-за водокачки.
Шел ночной бой – неожиданный, стремительный, жестокий.
А старый Чен полз и полз вверх по каменным ступенькам. Наконец уронил голову на холодный мрамор.
Лишь один шаг остался до верхней площадки. Двадцать шагов отделяли Чена от запертой лаборатории, в которой, привязанные к интегратору, Щеглов и Петерсон с надеждой прислушивались к звукам боя.
Но у каждого в жизни бывает последний рубеж, дальше которого продвинуться уже нельзя.
Глава XXII
Конец „Властелина мира“
С наблюдательного пункта – громадной секвойи, откуда был виден почти весь Гринхауз, – сообщили, что в расположении врага происходит нечто непонятное: слышалась приглушенная стрельба, а затем группа вооруженных людей провела по двору двух арестованных.
– Это Щеглов и Чен! – вскрикнул Лымарь. – Нужно немедленно начинать наступление. Их еще можно спасти!
Собственно, к штурму было все готово. В глубокой ложбине перед Гринхаузом было сосредоточено несколько сот бойцов; артиллеристы и минометчики заканчивали последние приготовления. Но все равно, приказ просачиваться в расположение врага отряд получил лишь с наступлением сумерек.
Один за другим, стараясь не выдать себя ни одним звуком, бойцы выходили из ложбины, ползли через кустарник и исчезали в отверстии колодца. Вентиль был закрыт полностью, но вода наполняла трубу почти до половины.
Что ждало этих отважных людей там, впереди?
Непобедимые в своей массе, партизаны в минуты передвижения по трубе и выхода из нее становились бессильными. Каждого из них могла встретить пуля или цепкие пальцы вражеских солдат. Но никто не уклонился от опасного и тяжелого задания.
