Используя этот след, я и вывел Изгаршева на людей Меча, которые не преминули завлечь его в ряды своих “сторонников” как умного и вполне пригодного для разнообразного использования человека. К тому же, противникам хардеров могли пригодиться и кое-какие теоретические разработки Кина… Но на такой результат, как выявление Изгаршевым еще одной тайной организации, они явно не рассчитывали, и теперь его рейтинг в Мече должен был взлететь к заоблачным высотам.
Мне же следовало хорошенько обдумать, как наиболее эффективно использовать и развивать этот успех. Предстоящая игра обещала быть весьма заманчивой, хотя и рискованной.
Но ведь нам, исследователям, не привыкать ставить рискованные эксперименты…
Я покосился на часы. До совещания еще оставалось двадцать три минуты. И ни туда, и ни сюда… Браться за какое-нибудь долговременное занятие уже не имеет смысла, значит, придется потратить это время на какие-нибудь пустяки. Например, понаблюдать за работой своих подчиненных при помощи видеокамер…
Я запустил квадратор и скользнул взглядом по рядам одинаковых экранов. В основном там ничего особо выдающегося не происходило. Одни заключенные сидели, тупо уставясь отсутствующим взглядом куда-то в пространство, другие, наоборот, безостановочно метались по ячейке, как тигры в клетке. Кто-то спал. Кто-то плакал. Кого-то перевоспитывали эдукаторы. Кого-то били или гнали на прогулку надзиратели…
Обычный день обычной тюрьмы. Вечная трагедия наказанных преступлений и преступных наказаний… Меня всегда удивляло, почему некоторые люди так стремятся стать надзирателями. Не уборщиками, не охранниками и даже не эдукаторами, а именно надзирателями. По этой части свободных вакансий у нас никогда не бывает, достаточно лишь дать объявление в Сети — и сразу набирается целая куча желающих… Что привлекает людей в этой, в общем-то, гнусной профессии, не так далеко отстоящей от деятельности палача? Сознательное стремление быть полезным обществу? Очень сомнительно. Высокий заработок? Но платят надзирателю не так-то много, в обществе есть гораздо более высокооплачиваемый труд — например, строители или шахтеры… Может быть, имеет место неосознанное желание властвовать над другими людьми, унижать их, обращаться даже с самыми образованными из них, как с недочеловеками? Вот это весьма вероятно… И таким, как тот же Комьяк, бесполезно запрещать бить осужденных. Его можно лишить за это премии, можно штрафовать хоть на пол-оклада — он все равно не сумеет превозмочь свое садистское чувство наслаждения от удара резиновой дубинкой по голове человека, запертого в силовом поле ячейки…
В сущности, если вдуматься, то весь наш мир — один большой Пенитенциарий. В нем есть те, кто обречен мучиться и страдать за свои грехи, а есть те, кто стремится усугубить эти страдания ближних своих. А с недавнего времени есть и те, кто желает предоставить виновным шанс исправиться и начать все сначала. И еще те, кто пытается во что бы то ни стало помешать этим людям перевоспитать человечество… И есть мы — те, кто по своему долгу беспристрастного и объективного исследователя призван лишь наблюдать за людьми, копошащимися в ячейках на наших экранах, чтобы как можно лучше изучить и первых, и вторых, и третьих, и всех прочих…
Звуковое сопровождение на всех экранах квадратора было приглушено до невнятного бормотания, и я включил режим выборочного прослушивания. При этом ячейки стали включаться поочередно, всего на несколько секунд, и обрывки смеха, плача, диалогов и монологов тут же наполнили мой кабинет.
Заложив руки за спину, я отвернулся от экранов и подошел к фальш-окну, на котором сегодня комп-дизайнер решил установить заставку в виде блестящих от дождя крыш Монмартра; вековых лип, с которых ветер срывает последнюю листву, и прохожих, шествующих по тротуарам под хрупким укрытием зонтиков. Комп словно знает, что мне нравится осенняя дождливая погода. Такой осени теперь почти не бывает: там, где климат регулируется людьми, почему-то принято поддерживать так называемое “золотое бабье лето” вплоть до “белых мух”…
Вдруг из-за спины до моего слуха донесся чей-то незнакомый голос, упомянувший Изгаршева. Я насторожился. Незнакомцу ответил другой голос, который явно принадлежал Теодору Драговскому, и это еще больше заинтересовало меня.
— … его звали Кин Артемьевич Изгаршев, кандидат социоматематических наук… — говорил незнакомец.
Пауза, в ходе которой звук перескакивал на другие мониторы, потом вернулся голос Драговского:
— … Значит, Кин тогда и вправду не стал убивать?..
Я подскочил к стене, сплошь состоящей из экранов, и пошел вдоль нее, разыскивая нужное изображение. Наконец, остановился.
Это была камера, установленная мною втайне ото всех — даже от Драговского — в помещении, где находилась Установка. Сейчас в ее кресле был виден человек, но, судя по его позе и оружию в руке, едва ли это был кто-то из реэдукируемых. Во всяком случае, лицо его было мне абсолютно незнакомо.
А Теодор сидел скромненько на стульчике у противоположной стены, и аппараты связи лежали у его ног. Хоть он и не был связан, но выглядел именно как пленник.
Что же, черт возьми, там происходит и кто этот тип, которому известен Кин Изгаршев?!..
Я ткнул клавишу селектора, и когда на экранчике нарисовалось лицо эдукатора Топсона, дежурившего по Пенитенциарию, без обиняков спросил его:
— Почему в Пенитенциарии находятся посторонние? Как вы умудрились пропустить в служебные помещения какого-то типа, да еще и с оружием?!..
Топсон побледнел, но не испугался.
— Это не посторонний, Прокоп Иванович, — сказал он. — Это представитель Щита хардер Лигум… А оружие… я же не имею права разоружать хардера!..
Хардер? У меня под носом хардер допрашивает моего эдукатора, а я об этом и ведать не ведаю?!..
У меня даже дыхание перехватило от столь вопиющего факта.
— Но почему… какого черта вы мне об этом сразу не доложили, Топсон? — взревел я. Хорошо, что мы общались по видеоселектору, иначе я бы, наверное, разорвал этого остолопа на мелкие кусочки.
Дежурный кротко поморгал белесыми ресницами.
— Потому что так распорядился хардер Лигум, — невинным тоном сообщил он.
Тяжело дыша, я перевел дух.
— Всё с вами ясно, Топсон, — сказал наконец я. — Раз вы предпочитаете подчиняться хардеру, а не мне, то с завтрашнего дня вы свободны… Надеюсь, вас охотно возьмет к себе на службу хардерский Щит!..
И выключил селектор.
Потом перевел изображение, транслируемое из комнаты Установки, на экран настольного комп-нота и уселся поудобнее…
В общем-то, ситуация как нельзя лучше олицетворяла раскладку сил на мировом театре скрытых военных действий. Щит и Меч вели спор о том, каким должно стать будущее человечество, и спор этот с каждым мгновением грозил вылиться в открытое противостояние, а Когниция в моем лице наблюдала за развитием конфликта, выжидая удобный момент, когда следует вмешаться и одним махом уничтожить сразу двух противников…
