— Да? — Куинн улыбнулся. — А не пахнет ли здесь роботом?
— Возможно. Кто это отрицает? Такие действия свойственны только роботу или же очень благородному и хорошему человеку. Вы видите, что просто невозможно провести границу между поведением роботов и лучших из людей?
Куинн откинулся в кресле. Его голос дрожал от нетерпения.
— Доктор Лэннинг, возможно ли создать человекоподобного робота, который внешне ничем не отличался бы от человека?
— В виде опыта это делалось на «Ю. С. Роботс», конечно, без позитронного мозга. Если использовать человеческие яйцеклетки и гормональную регуляцию, можно нарастить человеческую плоть и кожу на остов из пористого силиконового пластика, который нельзя будет обнаружить при внешнем обследовании. Глаза, волосы, кожа могут быть на самом деле человеческими, а не человекоподобными. И если к этому добавить позитронный мозг и любые внутренние устройства, какие вы только пожелаете, у вас получится человеке подобный робот.
— Сколько времени нужно для этого? — коротко спросил Куинн.
Лэннинг подумал:
— Если у вас все под рукой — мозг, остов, яйцеклетки, нужные гормоны, оборудование для облучения — скажем, два месяца.
Куинн выпрямился.
— Тогда мы посмотрим, на что похож мистер Байерли изнутри. Это принесет «Ю. С. Роботс» плохую славу, но вы имели возможность это предотвратить.
Когда они остались одни, Лэннинг нетерпеливо повернулся к Сьюзен Кэлвин:
— Почему вы настаиваете…
Не скрывая своих чувств, она резко возразила:
— Что вам нужно: истина или моя отставка? Я не собираюсь лгать ради вас. «Ю. С. Роботс» может постоять за себя. Не будьте трусом.
— А что, если он вскроет Байерли, и выпадут шкивы и шестерни? Что тогда?
— Он не вскроет Байерли, — произнесла Кэлвин презрительно. — Байерли не глупее Куинна. По меньшей мере не глупее.
Новость облетела весь город за неделю до того, как Байерли должны были выдвинуть кандидатом в мэры. Облетела — это, пожалуй, не то слово. Она неверными шагами разбрелась по нему. Сначала она вызвала смех и шутки. Но по мере того, как невидимая рука Куинна не спеша усиливала нажим, смех стал звучать уже не так весело, появилась неуверенность, и люди начали задумываться.
На предвыборном собрании царило смятение. Еще неделю назад никакой борьбы на нем не ожидалось — могла быть выдвинута кандидатура лишь одного Байерли. И сейчас его было некем заменить. Пришлось выдвинуть его. Но это привело всех в полную растерянность.
Все было бы не так плохо, если бы рядовых избирателей не мучили сомнения. Всех поражала серьезность обвинения — если оно было правдой, или крайнее безрассудство обвинителей — если обвинение было ложным.
На следующий день после того, как собрание без особого энтузиазма проголосовало за кандидатуру Байерли, в газете появилось изложение длинной беседы с доктором Сьюзен Кэлвин — «мировой величиной в робопсихологии и позитронике».
И после этого разразилось такое, что можно было бы точно и лаконично охарактеризовать словами «черт знает что».
Только этого и ждали «фундаменталисты». Это не было названием какой-то политической партии или религии. Так называли просто людей, которые не смогли приспособиться к жизни в «атомном веке», прозванном так, когда атомы были еще в новинку. По сути дела, это были сторонники опрощения, тосковавшие по жизни, которая, вероятно, не казалась такой уж простой тем, кто испытал ее на себе.
Фундаменталисты не нуждались в новых поводах для своей ненависти к роботам и к тем, кто их производил. Но обвинений Куинна и рассуждений Кэлвин было достаточно, чтобы придать вес их доводам.
Огромные заводы «Ю. С. Роботс энд Мекэникел Мэн Корпорэйшн» напоминали ульи, кишевшие вооруженной охраной. Здесь готовились к отпору.
Городской дом Стивена Байерли оцепили полицейские.
Все остальные стороны предвыборной кампании, конечно, были забыты. Да и предвыборной кампанией все, что происходило, можно было назвать лишь потому, что оно заполняло промежуток между выдвижением кандидатур и днем выборов.
Появление суетливого маленького человечка не смутило Стивена Байерли. На него, очевидно, не произвели никакого впечатления и маячившие на заднем плане форменные мундиры. На улице, за угрюмой цепью полицейских, ждали верные традициям своего ремесла репортеры и фотографы. Одна предприимчивая телевизионная компания установила камеру против крыльца скромного жилища прокурора, и диктор с деланным возбуждением заполнял паузы подробнейшими комментариями.
Суетливый маленький человечек вышел вперед. Он держал в руках длинную хитроумную официальную бумагу.
— Мистер Байерли, вот постановление суда, которое уполномочивает меня обыскать это помещение на предмет незаконного присутствия… гм… механических людей или роботов любого типа…
Байерли приподнялся и взял бумагу. Он бросил на нее равнодушный взгляд и, улыбаясь, протянул ее обратно:
— Все в порядке. Валяйте. Делайте ваше дело. Миссис Хоппер, — крикнул он своей экономке, которая неохотно вышла из комнаты, — пожалуйста, пройдите с ними и помогите, если сможете.
Маленький человечек, которого звали Херроуэй, заколебался, заметно покраснел, тщетно попытался перехватить взгляд Байерли и пробормотал, обращаясь к двум полицейским:
— Пошли.
Через десять минут они вернулись.
— Все? — спросил Байерли безразличным тоном человека, не очень заинтересованного ответом.
Херроуэй прокашлялся, начал срывающимся голосом, остановился и сердито начал снова:
— Послушайте, мистер Байерли. Мы получили инструкцию тщательно обыскать дом.
— Разве вы этого не сделали?
— Нам точно сказали, что мы должны искать.
— Да?
— Короче, мистер Байерли, будем называть вещи своими именами. Нам ведено обыскать вас.
— Меня? — произнес прокурор, расплываясь в улыбке. — А как вы предполагаете это сделать?
— У нас есть с собой флюорограф…
— Значит, вы хотите сделать мой рентгеновский снимок? А вы имеете на это право?
— Вы видели постановление.
— Можно еще раз посмотреть?
Херроуэй, на лице которого сияло нечто большее, чем простое усердие, снова протянул бумагу. Байерли спокойно произнес:
— Я сейчас прочитаю, что вы должны обыскать: «домовладение, принадлежащее Стивену Аллену Байерли, по адресу 355, Уиллоугров, Свенстрон, а также гаражи, кладовые и любые другие здания или строения, относящиеся к этому домовладению, а также все земельные участки, к нему принадлежащие»… хм… и так далее. Все верно. Но, дорогой мой, здесь ничего не говорится о том, чтобы обыскивать мои внутренности. Я не являюсь частью домовладения. Если вы думаете, что я спрятал робота в кармане, можете обыскать мою одежду.
