я вернулся в свой собственный мир.
– Это уже ближе к истине. Но почему в таком случае ты вернулся сюда?
– Потому что я полюбил эту планету и хотел снова ее увидеть.
– Возможно ли, чтобы землянин испытывал любовь к Белзагору?
– Да, для землянина это возможно.
– Я знаю, что Белзагор может овладеть землянином, – медленно, задумчиво сказал Вол’химиор. – В один прекрасный день землянин может обнаружить, что душу его будто держат на привязи силы этой планеты. Однако сомневаюсь, может ли землянин испытывать к ней любовь так, как я понимаю любовь в вашем смысле.
– Наверное, ты прав, многократно рожденный. Моей душой овладел Белзагор. Я не мог справиться с собой и должен был вернуться.
– Ты быстро признаешь мою правоту.
– Я не хочу тебя обидеть.
– Это похвально. А что ты хочешь делать здесь, в этом мире, который овладел твоей душой?
– Я хочу путешествовать, посетить разные части твоего мира, – ответил Гандерсен. – Меня особенно интересует Страна Туманов.
– Почему именно она?
– Это место, которое больше всего овладело мной.
– Этого ответа недостаточно, – сказал нилдор.
– Я не могу дать другого.
– Что же так тебя туда тянет?
– Красота гор, возвышающихся в тумане. Солнце в морозный, ясный день. Прекрасный свет лун, золотящий непотревоженный снег.
– Ты говоришь, как поэт, – заметил Вол’химиор.
Гандерсен не понял, хвалит ли тот его или смеется над ним.
– В соответствии с действующими правилами, – медленно сказал он, – чтобы отправиться в Страну Туманов, мне требуется разрешение многократно рожденного. Я пришел для того, чтобы просить о таком разрешении.
– Ты крайне щепетилен в соблюдении наших законов, мой однажды рожденный друг. Когда-то ты вел себя иначе.
Гандерсен прикусил губу. Он чувствовал, как что-то ползает у него по лодыжке, но заставил себя спокойно смотреть в глаза многократно рожденному.
– Иногда нам трудно понять других, и мы наносим им обиду, сами того не зная, – сказал он, тщательно подбирая слова.
– Это бывает.
– Потом приходит понимание, – продолжал Гандерсен, – и человек сожалеет о поступках, совершенных в прошлом, однако надеется, что его грехи могут быть прощены.
– Прощение зависит от того, насколько глубоко сожаление, – сказал Вол’химиор, – и какие это были грехи.
– Думаю, мои прегрешения тебе известны.
– И не забыты, – заметил нилдор.
– Я также думаю, что ваша вера предусматривает возможность покаяния.
– Да, это так.
– Не позволишь ли ты мне покаяться за грехи против твоего народа как осознанные, так и неосознанные?
– Покаяние за неосознанные грехи бессмысленно, – сказал нилдор. – И нам не нужны извинения. Твое покаяние – твое дело, не наше. Может быть, ты и найдешь его здесь. Я уже замечаю желаемые перемены в твоей душе, и это будет засчитано в твою пользу.
– Значит, ты даешь мне разрешение отправиться на север? – спросил Гандерсен.
– Не так быстро. Останься пока с нами, будь нашим гостем. Мы должны подумать. Можешь теперь выйти на берег.
Аудиенция была окончена. Гандерсен поблагодарил многократно рожденного за его терпение, довольный, что ему удалось таким образом повести разговор. Он всегда проявлял необходимое уважение в отношении многократно рожденных. Даже империалист эпохи Киплинга был достаточно умным для того, чтобы с уважением относиться к старым предводителям племен. Однако во времена Компании вежливость была показной, поскольку и так было известно, что вся власть находится в руках управляющего Компании, а не какого-то там нилдора, хотя бы и самого старого. Теперь же, конечно, власть принадлежала старому нилдору, и он мог не пустить его в Страну Туманов. Он мог даже считать этот запрет неким поэтичным справедливым приговором. Но, что самое странное, Гандерсен чувствовал, что его нынешнее, полное уважения отношение к многократно рожденному и желание оправдаться искренни и эту искренность Вол’химиор понимает. Гандерсен знал, что не может ввести в заблуждение Вол’химиора, заставив того думать, что бывший чиновник Компании вроде него вдруг охотно унижается перед бывшими жертвами земного колониализма, но, если он не будет хоть в какой-то степени искренним, он лишится всех шансов получить требуемое разрешение.
Внезапно, когда Гандерсен был еще далеко от берега, что-то со страшной силой ударило его между лопаток, и он, оглушенный, захлебываясь, упал лицом в воду.
У него мелькнула мысль, что это Вол’химиор незаметно подкрался и стукнул его хоботом. Подобный удар, нанесенный в неподдельной злобе, вполне мог оказаться роковым. Гандерсен отплевывался и кашлял, во рту полно было алкогольной жидкости из озера. Он пытался вынырнуть на поверхность, ожидая увидеть над собой старого нилдора, готового нанести последний удар.
Он с трудом открыл глаза. Многократно рожденный стоял вдали и смотрел в другую сторону. В этот момент Гандерсен, ведомый странным предчувствием, погрузил голову в воду, чудом избежав следующего удара, который мог бы его обезглавить. Скорчившись так, что только нос торчал над поверхностью, он увидел со свистом пролетающее над головой толстое желтое бревно. Одновременно он услышал пронзительный вопль, а по озеру, как от брошенного камня, разошлись круги. Он огляделся вокруг.
Около дюжины сулидоров вошли в воду, чтобы добить малидара. В теле колоссальной твари торчали, словно гарпуны, заостренные колья. Малидар бился и извивался в агонии.
Именно могучий хвост этого животного сбил с ног Гандерсена. Охотники стояли по пояс в воде, их шкуры были мокрыми и грязными. Каждая группа тащила веревку от одного гарпуна, и таким образом они буксировали малидара к берегу. Гандерсену уже ничего не угрожало. Он тяжело дышал, кости, к счастью, не были повреждены, хотя спина болела. В первый раз хвост малидара, видимо, лишь задел его. Если бы он не нырнул, второй удар мог оказаться смертельным. Он чувствовал слабость, нахлебавшись алкогольной воды, и боялся, что у него закружится голова.
Сулидоры вытащили свою добычу. Лишь хвост и толстые перепончатые задние лапы малидара оставались в воде, судорожно подергиваясь. Животное длиной в несколько метров и в две тонны весом лежало на берегу, а сулидоры вонзали в него длинные колья – по одному в передние конечности, два или три в широкую треугольную голову. Несколько нилдоров без особого интереса наблюдали за этой операцией, большинство же вообще не обращали внимания. Остальные нилдоры обгладывали молодые побеги растений, как будто ничего не произошло.
Последний кол перебил хребет животного. Малидар дернулся и затих.
Гандерсен пытался как можно скорее выбраться из воды. Ему нужно было еще преодолеть полосу неприятного, клейкого ила. Наконец он вышел на берег. Здесь ноги внезапно отказали ему, колени подогнулись, и он упал. Его била дрожь, начались приступы кашля и рвоты. Потом он повернулся на бок и смотрел, как сулидоры вырезают большие куски бледно-розового мяса из боков малидара, передавая их друг другу. Из хижин
