Неповрежденную лодку Найл перевернул надлежащим образом. Примотанная к носу веревка совсем сгнила; лодка, не исключено, пролежала здесь несколько десятилетий, а то и столетий кряду. Хотя плашка сиденья оказалась в хорошем состоянии. Были даже весла в уключинах, из такого же серого жесткого материала.
По соседству, в небольшом углублении, он различил окаменелые остатки углей. Видимо, в свое время люди устраивали в этом тоннеле стоянку. И понятно, что разбивать лагерь в таком труднодоступном и потаенном месте их вынуждала только необходимость прятаться от пауков.
Кто они были и зачем пытались раскурочить лодки? Причина ясна: они опасались погони. А уходили от нее опять-таки по воде.
Подземная галерея в этом месте была шире и выше. Найл двигался по самой кромке берега до того места, где камень сходил в воду мелкими уступами. Сняв сандалии, Найл пошел вниз. Холодом ожгло так, что заныли ступни. Он осторожно, шаг за шагом, углубился примерно по колено и посветил в середину потока. Река ровно несла ледяные воды, неодолимая в своем течении.
Если по ней сплавлялись во внешний мир люди прошлого, что мешает проделать то же самое и ему?
Единственной альтернативой было бы повернуть вспять и возвратиться в город пауков.
Прежде чем принять решение, надо убедиться, что иного пути нет. Если, пустившись все же по опасной стремнине, он проворонит выход из тоннеля, прибиться к берегу получится уже едва ли.
Наперекор усталости Найл продолжал идти вдоль берега, пристально осматривая стены подземной галереи. Когда минут через двадцать достиг места, где река начинала сужаться, стало ясно, что другого выхода на этом участке нет.
Это и заставило его решиться. Он возвратился к лодкам и спихнул ту из них, которая целая, в воду. Под его тяжестью лодка заскребла днищем, и тогда устроившийся на сиденье Найл толкнулся веслом в камень. Лодка неспешно повернулась и стала выходить на стремнину.
Лишь теперь он осознал проблему, которую вовремя не предугадал. Невозможно грести обеими руками и одновременно держать фонарик. Подумалось было спрыгнуть и как-нибудь приспособить светоч, однако лодка уже успела отдалиться от берега на глубину, равную человеческому росту.
Куда важнее оказалось следить за самим ходом лодки, чем ею править. По крайней мере, направление хотя бы одно. Выросший на суше Найл как-то не задумывался, что лодка естественным образом сама выберется на середину потока, если только не удерживать ее вблизи берега намеренно. А к тому времени, когда он вполне осознал весь напор быстрины, лодку уже вовсю несло так, что и бегом не обогнать.
Он попытался держать фонарик во рту. Несмотря на его миниатюрность (около дюйма в диаметре), делать это было не так-то просто. Одно весло Найл выдернул из уключины: будет чем отталкиваться, если прибьет слишком близко к стене.
Между тем лодка была уже на середине потока. Минуты не прошло, как он уже достиг места, где стены сужались, образуя по бокам две вертикали. По крайней мере, не было намеков на препятствия.
Под туникой Найл повернул к груди медальон. Моментальный прилив сосредоточенного покоя позволил досконально взвесить обстановку. Вместе с тем выявилось и то, что он, Найл, действует, полагаясь исключительно на удачу; так что прибегни он к медальону прежде, чем залезать в лодку, от опрометчивого решения воздержался бы.
По крайней мере, порыв жизнестойкости в данном положении действовал возбуждающе. Стены проносились на такой скорости, что перед глазами мелькало. От неожиданного броска на одном из водоворотов лодка легла на бок, но выправилась так быстро, что Найл даже не успел струхнуть.
Несмотря на бешеный темп, было даже время поразмыслить: почему на карте вдоль потока указывалась по пути к выходу некая тропа? Ломать голову над ответом не пришлось. Вода не всегда стоит так высоко. Сейчас конец года, и от дождей река сильно поднялась. Летней порой она наверняка гораздо мельче, и течение на порядок слабее. При теперешнем полноводье пускаться по пей, возможно, никто бы и не отважился.
Словно вторя этим мыслям, лодка пошла на разгон: оказывается, река здесь направлялась вниз. Течение сделалось таким свирепым, что кипящие у стен буруны шипели, когда лодка мчалась мимо. Не под силу было даже держаться в сидячем положении: Найла вскоре повергло, как от удара; хорошо хоть он ухитрился упасть на колени. Фонарик покатился по днищу; пришлось, изловчась, поймать его и заточить в боковой карман сумы. Вода вольно перехлестывала через борта; неровен час, можно запросто пойти ко дну. Однако строитель лодки толк в своем ремесле знал; даже вспарывая носом волны, полузалитая водой, она держалась на плаву как ни в чем не бывало, словно сделанная из пробки.
Поперхнувшись водой, Найл сквозь пелену на глазах различил впереди смутно забрезживший свет. Однако облегчение сменилось тревогой, когда до него дошло: свод подземелья становится таким низким, что выход смотрится не более чем щелью, способной попросту расплющить утлую скорлупку. Но не успел он и глазом моргнуть (а не то что испытать облегчение), как лодка пулей вылетела из подземелья. Резанувший свет на мгновение ослепил. Проморгавшись, Найл увидел, что река вокруг разлилась, а берега окаймляет растительность.
Желание было одно: скорее на сушу. Найл машинально ухватился за торчащий над водой сук дерева, но тот обломился, а он сам чуть не вывалился из лодки.
Следующую сотню метров река продолжала расширяться, быстро смиряя свой строптивый нрав. Вместе с тем лодку за это время отнесло от берега на достаточно большое расстояние. Дальше река снова сделалась уже. Найл изготовился поймать первое корневище, какое только подвернется. Он так сосредоточился на береговом склоне, что спохватился, лишь когда течение понесло лодку к очередному водопаду — небольшому, метра полтора. А между тем, если не зевать, можно притормозить о скальную глыбу посреди потока. Но лодка уже летела с обрыва стремглав, а вместе с ней и Найл, вниз головой. Стукнулся затылком обо что-то твердое и ощутил напоследок, как в рот и нос хлынула вода.
А потом в мозгу словно разбили лампочку.
Он лежал вниз лицом; в голове будто кто махал кувалдой. Вмиг набежала тошнота, и желудок задергался в спазмах, но наружу вышла лишь вода, которой Найл успел наглотаться.
Вот его вроде, подхватив под руки, поволокли через прибрежные заросли, но изнеможение было такое, что происходящее даже не вызывало любопытства. Тошнота начала постепенно отступать, сменяясь отрадной прохладой. Найл усилием воли открыл глаза, но лишь сообразил: со зрением что-то не то. На него смотрело лицо, но не привычное, а как будто отлитое из стекла или же высеченное изо льда. Недолго помаячив, личина словно истаяла в воздухе.
