– У нас будут выходные? – осведомился Поль.
– Да. По воскресеньям занятий у вас не будет. Но задания на этот день будут больше обычных. Еще вопросы?
Мы молчали, подавленные мрачной перспективой трехмесячной зубрежки. Профессор понимающе глянул на нас и продолжил:
– Итак, тема нашего сегодняшнего занятия: «Мир, в котором мы живем». Вначале Бог создал мир…
Я сидел на кровати в своей комнате и безуспешно пытался сосредоточиться на «Книге Творения». Библия моего нового мира настойчиво пыталась убедить меня в том, что людям нечего опасаться старости. Первоначальная восторженность уже прошла, и монотонные параграфы воспринимались с трудом. На особо спорном утверждении о том, что Адам находится сейчас в добром здравии, я позволил себе расслабиться и отложил темно-зеленый том в сторону. Подперев свою отныне бессмертную голову, я в очередной раз задумался. В бессмертной голове царила полная неразбериха. Четырнадцать дней назад, придя на первое занятие, я предполагал, что в классе мне наконец-то разъяснят смысл происходящего. Ну если не открытым текстом, то хотя бы намеками. К моему удивлению и разочарованию, ничего подобного не произошло. Две недели спустя я по-прежнему не имел ни малейшего представления о «целях и задачах исследования», как говорил Тесье. Я прослушал ряд лекций ироничного мсье Катру, провел не один час над домашними заданиями и регулярно терзал обучающие программы, пытаясь извлечь из них хоть крупицу информации. Вопреки всем этим стараниям, я продолжал пребывать в полнейшем неведении. Мне превосходно помогали разучивать свою роль, но никоим образом не упоминали, в каком спектакле ее предстоит играть.
Если бы не это постоянное ощущение того, что меня используют в качестве подопытного кролика, здесь было бы совсем неплохо. Несмотря на то что занятия успели немного прискучить, они по-прежнему оставались достаточно интересными. Я не уставал поражаться тому, как чья-то изощренная фантазия, снабженная хорошими материальными средствами, породила целый мир. Отсутствие окон перестало быть непривычной деталью, и я даже подумывал о том, что через несколько лет придется к ним привыкать. Еда в кафетерии была вкусная, режим установился напряженный, но не выматывающий, в общем, странный быт, соткавшийся вокруг меня, был своеобразен и комфортен.
На недостаток общения также жаловаться не приходилось. Между мной, Мари и Полем сложились очень дружеские отношения. Это была неожиданная, теплая атмосфера, напоминавшая мне лучшие моменты студенческой жизни. Мы вместе трапезничали и часто сообща делали домашние задания, проверяя друг у друга, насколько хорошо очередная порция загадочной информации укрепилась в памяти. Иногда по вечерам мы собирались в кафетерии или у кого-нибудь в комнате и проводили часы в шумных беседах. Порой это была просто болтовня, но в основном мы пытались придумать объяснение. То однозначное, ясное, четкое обоснование всего, что творилось вокруг. Поль шутил и постоянно выдвигал все более и более немыслимые теории. Я спорил и опровергал, предлагая взамен свои, подчас не менее невероятные версии. Мари смеялась и подливала масла в огонь, шутливо становясь то на одну, то на другую сторону. К сожалению, вопреки поговорке, истина в виде правильной теории в наших спорах не рождалась, а если и рождалась, то оставалась погребенной под десятками других вариантов. За всем этим я уже несколько раз ловил себя на мысли о том, что, если бы не ситуация, в которой мы все находились, я был бы весьма не против сделать свои отношения с Мари более близкими. Но пытаться завязать роман в такой обстановке было бы просто глупо. По-моему, Поль имел похожее мнение, хотя мы с ним никогда этого не обсуждали. «А может, оно и к лучшему», – думал я. Кто знает, как долго протянулось бы это приятельство, если бы не жестко сдерживающая романтические порывы неопределенность. Ни к чему хорошему подобные тройственные союзы обычно не приводят – это я знал по одному печальному опыту еще школьных времен.
В отличие от этих двоих Эмиль оказался зубрилой и довольно занудным типом. Уже на третий день, отвечая на вопрос Катру о населении мира, он упомянул какую-то деталь, которую мы не должны были проходить еще в течение нескольких недель. Этим он привел профессора в полный восторг и с тех пор стал его любимцем. Он учился с утра до вечера и считал наши продолжительные беседы в кафетерии пустой тратой времени. В чем-то он был, разумеется, прав и этим раздражал меня еще больше. Присутствуя при наших горячих спорах о «целях и задачах», он в основном отмалчивался и почти никогда не высказывал своих соображений. Когда мы в первый раз стали обсуждать версии о сути того, что нас окружало, Поль, сидевший рядом с ним, спросил, что он думает по этому поводу. Эмиль отложил вилку и неожиданно произнес небольшую речь. Оказалось, что он на эту тему ничего не думает, так как его очень четко просили этого не делать. Он, Эмиль, не видит никакой пользы в подобных измышлениях, а наоборот, предполагает, что они могут сильно повредить. Наилучший способ узнать, что же на самом деле кроется за этой таинственностью – это хорошо учиться, быстро сдать экзамен, подписать контракт и получить ответы на все вопросы. Фантазируя же на отвлеченные темы и проводя час за часом в подобных беседах, мы только уменьшаем наши шансы на успех. Так как он намерен пройти экзамен как можно быстрее, он не может себе позволить тратить время на бесполезные и, возможно, опасные разговоры. Чего и нам желает.
Несмотря на менторское содержание, вся эта лекция была произнесена довольно дружеским тоном, так что обидеться на нее было нельзя. Тем не менее мы были несколько ошеломлены такой тирадой и с тех пор не пытались вовлечь нашего Десятого в «бесполезные разговоры». В дверь постучали.
– Войдите, – крикнул я, отвлекаясь от своих размышлений.
В проеме появилась всклокоченная голова Поля.
– Пошли, – сказал он, – настало время ужина и беседы при свечах.
– Как насчет сэндвича с индейкой? – поинтересовался я.
Поль изобразил на лице крайнюю степень утомления.
Можешь придумать шутку посвежее? – спросил он.
– Могу – согласился я, – но пока не буду. Надо же тебе наконец понять, что приличные бессмертные существа не поедают младших братьев своих.
Шутливо перебраниваясь, мы явились в кафетерий, где нас уже ждала Мари.
– С каких пор девушки должны ожидать молодых людей? – недовольно осведомилась она. – Я уже успела взять ужин на троих.
Мы с Полем неудачно попытались оправдаться, получили выговор и, наконец, прощение. Когда половина ужина была съедена, Поль торжественно провозгласил:
