— Стойте! Стойте! — кричал профессор, держась рукой за сердце. — Что вы хотите делать, безумцы? Не смейте переходить трещину!
Люди на мгновение остановились.
— Весь остров состоит из песка, скрепленного льдом! — кричал профессор. — Все это было намыто морем и держалось только холодом. Слой мерзлоты теперь оттаивает, море подымает остров… берег обваливается… Не смейте ступать за трещину!
— Так ведь дом погибнет! — сказал Гриша.
— Надо его спасти. Давайте сюда трактор. Зацепим канатом!
Гриша посмотрел на профессора.
— Простите, Сергей Никанорович, как бы не зашибло… Трактора здесь нет…
Сверху упало бревно. Поднялся столб пыли. Профессор растерянно смотрел то на дом, то на бревно.
Гриша уже был на крыше и отдирал от кровли доски. Каждая доска, каждое бревно были заранее помечены полярниками, чтобы удобнее было вновь собрать дом на другом месте.
Работа кипела.
С грохотом падали доски. Скрипели стропила. Сверкали топоры. Пошли в ход тяжелые ломы.
— Дружно, ребятки! Берем, берем!
Эх, и была же это работа! Как на пожаре!
Люди ворочали огромные бревна, бросали их вниз. Пыль оседала на мокрых лицах.
— Вира! Вира! Веселей!
Поднялся ветер, визгливый, яростный. Он хлестал людей по лицам, срывал их с оголившегося сруба. Внизу ревело море, но люди ничего не замечали. Они отдирали бревно за бревном и отбрасывали их от берега.
— Берегись!
Профессор помогал тащить бревна через трещину.
Вот с дома уже слетела крыша. Разобрали потолок. Дом обнажился, показывая свои комнаты, недавно еще такие уютные.
Наконец работа была закончена. Усталых, донельзя грязных гостей полярники привели к себе в птичник, превращенный в жилое помещение.
Профессор, в кителе с чужого плеча, веселый и разговорчивый, уже сидел за столом и подтрунивал над Гришей, уверяя, что на его лице татуировка онкилонского воина. Жена начальника полярной станции, местный повар, тихая, но расторопная молодая женщина, подвела Гришу к зеркалу, а потом молча вручила ему ведро горячей воды и отправила в баню. Правда, и другие в этом нуждались, но Гриша оставался на острове и как бы поступил уже в ее распоряжение.
Ничего не поделаешь. Грише пришлось подчиниться.
Радушная хозяйка без конца подливала в тарелки дымящийся борщ и все говорила:
— Кушайте, кушайте, спасибо вам!
— Ох, и вкусный же борщ на этом острове!
После обеда профессор в полушубке и валенках сидел на завалинке. К нему ласкались две огромные собаки: Лохтак, вожак, и Белуха, признанная предводительница собачьей стаи. Бородатый полярник рассказывал:
— Лохтак — медвежатник. Он выходит на медведя один или с Белухой. Они нападают на зверя одновременно с двух сторон, поочередно отвлекают его на себя, пока не подойдешь с ружьем. Лохтак уже пострадал однажды. Пуля прошла через медведя навылет и задела псу лопатку. Лохтак долго болел. Но к медвежьей охоте пристрастия не потерял.
Профессор удивился, почему эти страшные псы так ласковы даже с незнакомыми людьми. Полярник объяснил, что собаки Севера всех людей считают друзьями. Враги — это звери: медведь, нерпа.
Лохтак отбежал от дома и лег у обрыва, недалеко от бани.
— Караулит нерпу. Когда нерпа высунет голову, Лохтак поднимет лай — будет звать охотника.
— Вы напомнили мне о другой охоте… охоте за углем! Ведите меня к вашим залежам… Я так увлекся бревнами, что забыл, для чего проделал несколько тысяч километров.
— Пойдемте вниз, Сергей Никанорович, посмотрим на свежий обрыв. Наверное, там есть что-нибудь новое.
— Извольте! Любопытно посмотреть остатки никогда не существовавшей здесь растительности.
— Мы всю зиму углем топили, — скромно заметил полярник.
Вдруг Лохтак залаял.
— Что это? Нерпа? — забеспокоился профессор.
Лохтак с тревожным лаем носился около бани, стоящей неподалеку от снесенного дома. Вдруг он бросился прочь. Раздался глухой рокот.
— Обвал! — тонко крикнул бородач.
Часть берега, где еще недавно стоял дом, исчезла, отвалилась, видимо как раз по трещине.
Качнулась маленькая избушка — баня. Профессор так и сел на завалинку.
Ухнуло с раскатами, словно артиллерийский залп.
Дверь распахнулась. Из нее вылетел голый, намыленный Гриша. От него валил пар. На снегу оставались следы босых ног. В мгновение ока Гриша пролетел расстояние от бани до птичника и скрылся в нем. Лохтак гнался за ним, удивленно лая. Он никогда раньше не видел голых людей.
Профессор хохотал, слезы текли у него из глаз.
— Этот откроет! Этот непременно откроет новую землю, — задыхаясь, говорил он.
Через несколько минут вместе с бородатым полярником профессор спустился вниз. Там, где недавно берег нависал над морем, теперь лежала громадная куча смерзшегося песка. Через несколько часов волны снова начнут подтачивать берег. Сейчас они еще не доставали до нового обрыва, только слизывали обвалившиеся песчаные глыбы.
Полярник показал на черные полосы в отвесной стене.
— Уголь? — недоверчиво проговорил профессор. — Не может быть! Не верю.
Он подошел к стене, стал выковыривать черные куски. Полосы, отделенные песчаными прослойками, шли параллельно друг другу.
Профессор взвесил на руке черный кусок и стал подбрасывать его. Кусок оказался легче сухого дерева. Профессор заулыбался.
— Для самоваров, для самоваров, голубчик мой, такой уголь хорош.
Полярник непонимающе смотрел на профессора.
— У нас в Сибири самовары древесным углем ставят, — сказал полярник.
— Вот именно, — многозначительно заметил профессор. — А ну-ка пойдемте по бережку…
Некоторое время профессор и полярник шли молча.
— Ага! — закричал профессор. — Вот она, тайна вашего угля! — и тронул ногой гладкое, отшлифованное морем бревно с обтолканными, закругленными концами. Оно лежало у самой воды.
— Плавник? — удивился полярник.
— Ну да! — улыбнулся профессор. — Действительно, на нашем острове скопились остатки растительности, никогда здесь не росшей. Я ломал себе голову, откуда взялся на наносном острове уголь. Теперь я знаю. Он приплыл!
— Как приплыл?
— В течение столетий великие сибирские реки выбрасывали в море стволы упавших в воду деревьев. Стволы выносились сюда, в эти широты. Волны выбрасывали бревна на берег, их засыпало песком. Занесенная песком древесина обугливалась. Правда, обугливание происходило не в таких условиях, как на материке. Потому и уголь здесь скорее похож на древесный, чем на каменный. Проходили столетия. Под давлением волн остров поднимался, поднимая и пласты угля.