– Он подтвердил мои слова, – измученно ответил О'Мара. – У него не было иного выхода.
Он посмотрел вниз, на свои руки; мысленно он все ещё находился рядом с безнадежно больным малышом, которого оставил в своей каюте. Снова и снова говорил он себе, что не виноват в случившемся, но где-то в глубине души чувствовал, что, прояви он большую сообразительность и начни лечение в худларианских условиях раньше, малыш был бы сейчас уже вполне здоров. В сравнении с этим результаты расследования не имели сейчас для него никакого значения – равно как и показания Уоринга.
– Почему вы считаете, что у него не было иного выхода? – продолжал настаивать монитор.
Какстон только рот раскрыл, вид у него стал весьма растерянный.
Уоринг залился краской, всячески избегая взгляда О'Мары.
– Приехав сюда, – устало начал О'Мара, – я стал подыскивать себе какое-нибудь занятие, чтобы убить свободное время, и тут мне попался Уоринг. Я вел себя так в интересах Уоринга. Преследование было единственным способом воздействия на него. Но для ясности я должен вернуться немного назад. Из-за известной вам аварии реактора все ребята на нашем участке считали себя в неоплатном долгу перед Уорингом. Вы, вероятно, знаете подробности? Сам же Уоринг оказался не на высоте.
Физически он никуда не годился – ему приходилось делать уколы, чтобы нормализовать кровяное давление, сил у него едва хватало, чтобы управляться с приборами, и он буквально захлебывался от жалости к самому себе. Психологически он являл собой развалину. Пеллинг уверял его, что через два месяца уколы уже будут не нужны, но Уоринг убедил себя, что у него злокачественная анемия. Вдобавок он считал, что стал стерильным, – и это вопреки всем уверениям врача, – отсюда всё его поведение и все разговоры, от которых у любого нормального человека волосы вставали дыбом.
Такое поведение – типичная патология, а у Уоринга никакой патологии не было. Когда я увидел, как обстоят дела, я начал при каждом удобном случае поднимать его на смех. Я безжалостно преследовал его. Так что ему было за что подтвердить мою версию. У него не было иного выхода. Этого требовало элементарное чувство благодарности.
– Начинает проясняться, – заметил монитор. – Продолжайте.
– Все вокруг чувствовали себя в неоплатном долгу перед Уорингом, продолжал О'Мара, – но, вместо того чтобы поговорить с ним всерьез, они буквально душили его своей жалостью. Уступали ему во всех стычках, играх, пикировках и вообще относились так, будто перед ними этакий хрупкий божок.
Я в этом не участвовал. Стоило ему только распустить нюни или напортачить в каком-нибудь деле, как я выдавал ему по полной, независимо от того, происходило ли это от его воображаемой, самому себе внушенной немощи, или от настоящей физической слабости, с которой он действительно не мог справиться. Может, иногда я бывал даже чересчур резок, но примите в расчёт, что я в одиночку пытался исправить тот вред, который причиняли ему пятьдесят молодцов, вместе взятых. Разумеется, Уоринг был бы рад съесть меня с потрохами, но зато со мной он всегда точно знал, чего он стоит. И я никогда не играл в поддавки. В тех редких случаях, когда Уоринг побивал меня, он знал, что это на самом деле и я сделал все возможное, чтобы этого не допустить. Именно в этом он со своими страхами больше всего нуждался, ему нужен был человек, который относился бы к нему как к равному, не делая ему никаких скидок. И когда начались все мои неприятности, я был абсолютно уверен, что он сообразит, какую услугу я ему оказал, и что элементарная признательность и порядочность не позволят ему утаить факты, которые могут меня оправдать. Я оказался прав?
– Да, – сказал монитор. Он жестом усмирил Какстона, который вскочил со стула от возмущения, и опять обратился к О'Маре:
– А теперь перейдем к вопросу о детеныше. Вероятнее всего, ваш малыш подхватил одну из тех легких, но редких болезней, которые поддаются успешному лечению только в условиях родной планеты. – Крэйторн внезапно улыбнулся. – По крайней мере, так считалось до сегодняшнего дня. Но сейчас наши худларианские друзья утверждают, что надлежащее лечение уже было организовано вами, так что теперь остается только выждать пару-другую дней и малыш придет в норму. Но они в претензии к вам, О'Мара, – сказал монитор. – Они говорят, что вы смастерили специальное устройство, чтобы ласкать и успокаивать малыша, и ласкали и успокаивали его гораздо чаще, чем нужно. Они считают, что вы самым настоящим образом перекормили и разбаловали их детеныша, так что теперь он общество человека предпочитает уходу своих соплеменников.
Какстон неожиданно грохнул кулаком по столу:
– Вы не должны ему спускать все с рук! – воскликнул он, побагровев. – Уоринг не всегда отвечает за свои слова...
– Какстон, – резко оборвал его монитор, – факты, которыми я располагаю, доказывают, что О'Мара не заслуживает ни малейшего порицания как в момент несчастного случая, так и позднее, при уходе за малышом.
Однако я хотел бы продолжить разговор с ним; полагаю, вы окажете мне любезность, оставив нас одних...
Какстон пулей выскочил из кабинета. Уоринг, помешкав, последовал за ним. У двери оператор задержался, отпустил в адрес О'Мары крепкое словцо, потом вдруг ухмыльнулся и вышел.
Монитор вздохнул.
– О'Мара, – сурово сказал он, – вы опять остались без работы, я стараюсь не лезть с непрошеными советами, но мне все-таки хотелось бы вам кое о чем напомнить. Через несколько недель начнет прибывать лечебный и технический персонал Госпиталя, куда войдут представители едва ли не всех обитателей Галактики. Моя обязанность – устроить их и не дать возникнуть трениям, чтобы со временем все могли как следует сработаться. Подобных прецедентов ещё не было, и когда мое руководство посылало меня сюда, мне было сказано, что для такой работы понадобится хороший прирожденный психолог, обладающий достаточной долей здравого смысла и не боящийся обоснованного риска. Думаю, не стоит пояснять, что два таких психолога лучше, чем один...
О'Мара слушал внимательно, но все ещё думал об ухмылке Уоринга. Он знал, что и малыш и Уоринг отныне пойдут на поправку, и, испытывая от этого немалое удовольствие, не мог ни в чем никому отказать. Но монитор, видно, не понял причины его рассеянности.
– Чёрт побери, я же предлагаю вам работу! Разве вы не видите, что она прямо-таки создана для вас?! Дружище, это Госпиталь, а вы только что вылечили вашего первого пациента!
Часть вторая
ГЛАВНЫЙ ГОСПИТАЛЬ СЕКТОРА
Словно лампочки на невидимой раскидистой новогодней ёлке, сверкали на фоне бледной россыпи звёзд огни Главного Госпиталя двенадцатого галактического сектора. Его иллюминаторы светились желтым, и багрово-оранжевым, и мягким прозрачным зеленым, и жестким синим цветом. А кое-где были темными. Там, за непрозрачными металлическими экранами, располагались секции, где освещёние было нестерпимо ярким или было темно и холодно, потому что тамошние обитатели не переносили даже слабого мерцания звезд.
