Германия на это пойдет. И это не умалит авторитет России, но снимет многие вопросы, которые ежедневно приходится решать. И флот наш Балтийский может арендовать базу в Германии, а может передислоцироваться и на территорию собственно России. И вообще Германия будет довольна, если Россия не будет вмешиваться в территориальные вопросы в Европе. Не ее это дело. Европейские державы сами разберутся, кто и кому должен.
У Германии есть что сказать по этому поводу своим соседям. Восточная Пруссия была разделена между Советским Союзом и Польшей. В состав Советского Союза вместе со столицей Кёнигсбергом (Калининградом) вошла одна треть Восточной Пруссии. Небольшая часть, включавшая часть Куршской косы и город Клайпеда (бывш. г.Мемель, нем. Memel, Клайпедский край), была передана Литовской ССР. Западная Пруссия стала частью Польши (Поморское воеводство с центром в Гданьске, бывший Данциг).
Все возвращается на круги своя. Когда Россия начинает заниматься своими делами, все почему-то начинают скучать. И пусть скучают.
Честно говоря, у меня нет никакого интереса заглядывать в наше будущее. Взял, заскочил вперед лет на двадцать-тридцать, а тебя там нет. Вот и получится прыжок в неизвестность и безвестность, откуда нет возврата. Будущее мы можем только предполагать, но то, что все государства устали от мирной жизни - это факт.
Войны идут одна за другой. Сверхдержава везде стремится насадить демократию и за эту демократию ей еще ой как еще огребется. Другие страны демонстрируют свою солидарность и белозубые улыбки их руководителей больше похожи на оскал, нежели на приветственный жест. Стоит только кому-то расслабиться, как его тут же отымеют более расторопные соседи, у которых давно заготовлены аргументы в пользу того, что пожирание соседа юридически оправдано, экологически выгодно и служит общим интересам.
Другая цивилизация спит и видит, что в небе не один полумесяц, а, по крайней мере, не один десяток тысяч. А созвездие Южного Креста переименовано в созвездие Южного Полумесяца. Причем в этой цивилизации абсолютно большое количество здравомыслящих людей, которые прекрасно понимают, что их будущее в мирной жизни, но агрессивное меньшинство сочтет их предателями и придет убивать его и его родственников при молчаливом согласии неагрессивного большинства, которое из страха возьмет оружие и пойдет убивать всех, кто попадется под руку.
Вот она задача для землян - остановить войны и жить одной семьей, но каждый считает себя обиженным: у кого-то щи пустые, а у кого-то бриллианты мелковаты. И никогда люди не пойдут другу к другу с намерениями добра и помощи: каждый в белозубой улыбке увидит стремление показать свои зубы и способность к агрессии и защите.
Что-то у меня мрачные прогнозы на будущее. С такими мыслями нельзя детей учить. И писатель с такими мыслями тоже человек опасный. А вдруг его книгу напечатают и ее прочтут человек двадцать, которые станут его последователями? Эти двадцать человек расскажут трем человекам каждый, это уже шестьдесят человек, а те еще трем и так далее. Получается, что писатель это как вирус, что напишет, то и распространяется в виде болезни среди людей. И болезнь эту лекарством не вылечишь, нужно новую книгу писать.
Лучше писать о старых добрых временах, чтобы у людей были самые добрые мысли, и чтобы человек закрывал книгу с чувством глубокого удовлетворения, ложился спать и видел розовые сны. Нужно подумать, куда мне еще съездить, чтобы познакомить читателей с впечатлениями от истории нашей.
Кстати, я сделал запрос в отношении Николая Ивановича Краевского и сестры его Натальи Ивановны. О Николае Ивановиче данных нет. По непроверенным данным, он погиб, сражаясь в Добровольческой армии. Сестра его Наталья Ивановна была сестрой милосердия, расстреляна в Крыму вместе с ранеными офицерами, которых она отказалась оставить. Красное милосердие.
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы, все время мимо,
В своего стрелял коня.
(Николай Туроверов)
После института я избрал себе профессию свободного художника. Писателя. Деньги еще были, доллары в свое время стоили достаточно дешево. На небольшую сумму в рублях их можно было купить столько, что хватит не на один месяц жизни без особого шика. Да писателю особенно много и не надо. Ему нужен компьютер, настольная лампа, энциклопедический словарь, неуемная фантазия и смелость писать то, что любой другой человек назвал бы бредом или игрой воспаленного разума. Давайте скажем прямо, что те, кто взял в руки перо, чтобы писать стихи или прозу - это люди не от мира сего. Можно, конечно, сказать, что они люди нормальные, но что-то ненормальное в них все-таки есть.
Я написал книгу о приключениях русского волонтера во Франции в 1914-1918 годах. Никаких колечек с зеленым камушком. Приехал дворянский сын на учебу во Францию, а тут война. Патриот поступил в школу летчиков, закончил ее и был направлен в эскадрилью, состоящую в основном из волонтеров из разных стран. Воевал отважно, стал офицером французской армии, получил самые высокие награды и со славой вернулся в свое Отечество, которое горело в огне революции.
Книга получилась немаленькая. Завязана интрига, что в эскадрилью под видом американца проник агент немецкой разведки, который приводил в негодность самолеты, при вылетах в паре сбивал своих напарников, а потом производил разведку французских позиций и рисунки сбрасывал в контейнере в условленном месте над немецкими позициями. Любовные истории, радости и разочарования, восторг и печаль. Книга, вроде бы, удалась.
Понес одно издательство. Говорят, ты нам сначала синопсис дай, к синопсису аннотацию и первую главу, а мы когда это посмотрим, так свой вердикт тебе и вынесем. И выносят вердикт: спасибо, - говорят, - только вот ваше произведение не подходит под политику нашего издательства. Напишите еще чего-то, приходите с синопсисом, с удовольствием посмотрим.
Помыкался я по издательствам, а там всем дамские сопли подавай, там Малинина с Донцовой бал заправляют. Сказали мне по секрету, вот если бы ты был Сервантесом и принес нам повесть о приключениях хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского, то тогда, может быть, они бы и напечатали меня и то, если я передам им все права на свое произведение и получу за это одноразовый гонорар в размере восьми процентов от оптовой цены тиража. Но я же не Сервантес и даже не Лев Толстой, поэтому и пошел я в пешеходную прогулку с эротическим уклоном. А один тонкий знаток закулисья сказал:
- Ты вот тут все правду-матку резать собираешься. А ты не знаешь, что это никому не нравится? И не нравилось никогда. Ни одному царю и ни одному генсеку, даже если эта правда касалась только их. Эти правдолюбы становились лагерными писателями и поэтами, которых потом, из сострадания, печатали на оберточной бумаге маленькими брошюрками, смотрите мол, и мы тоже боремся с проявлениями того, что не должно быть, но будет скоро обязательно в более изощренном виде.
