— Принципы использования предмета должны соответствовать первоначальным намерениям, — сказал Скайтейл, пытаясь вернуть разговор в нужное ему русло.
Фарок сжал губы.
— Говорите открыто, — сказал он. — Мы должны верить нашему рулевому.
— Вы бывали в императорской крепости? — спросил Скайтейл.
— Я там был в первую годовщину победы над Молитором. В этом каменном здании было холодно, несмотря на лучшие иксианские обогреватели. Предыдущую ночь мы спали на террасе храма Алии. Там растут необыкновенные деревья, знаете, деревья, привезенные со множества миров. Мы, башары, были одеты в лучшие зеленые костюмы, и наши столы стояли отдельно. Мы слишком много ели и пили. Многое из того, что я видел, вызвало у меня отвращение. Пришли калеки на костылях. Не думаю, что наш Муад Диб знает, сколько людей он искалечил.
— Вы не любите пирушек? — спросил Скайтейл, знавший об оргиях Свободных, которые вызывались спайсовым пивом.
— Это совсем не то, что тау, слияние наших душ в съетчах, — возразил Фарок. — Для развлечения нам дали рабынь, а ветераны рассказывали о своих битвах и ранах.
— Значит, вы были в каменной башне?
— Муад Диб вышел к нам на террасу, — продолжал Фарок, — и провозгласил: «Удачи вам всем!» Разве это не кощунство — использовать приветствие пустыни в таком месте!
— Вы знаете, где размещены его личные апартаменты?
— Глубоко внутри. Где-то в глубине своей крепости. Я слышал, что он и Чани живут, как кочевники в пещере. В Большой зал он выходит лишь для публичных аудиенций. У него есть приемные залы и помещения для официальных встреч, целое крыло отведено для его личной охраны, есть помещения для торжественных церемоний и внутренняя секция связи. Говорят, глубоко под его крепостью держат песчаного червя, окруженного водой. Вода для червя яд. Там он питает будущее.
«Мифы, перемешанные с фактами», — подумал Скайтейл.
— Правительственный аппарат всюду сопровождает его, — продолжал бормотать Фарок. — Чиновники, адъютанты, адъютанты адъютантов… Он верит только таким, как Стилгар, тем, кто был близок к нему в былые дни.
— Не вам, — констатировал Скайтейл.
— Я думаю, он забыл о моем существовании.
— Как он входит и выходит из крепости?
— Сразу же за внутренней стеной есть небольшая посадочная площадка для топтеров. Я слышал, что Муад Диб никому не позволяет прикасаться там к приборам. Говорят, там нужна предельная точность, любая, даже малейшая ошибка приведет к столкновению со стеной одного из его проклятых садов. Скайтейл кивнул. Вероятно, это правда. Воздушный путь в крепость должен хорошо охраняться. А все Атридесы — превосходные пилоты.
— Для передачи сообщений он использует дистранс, — продолжал Фарок. -Волновой транзистор вживляется в мозг человека. И вызывает его действие только голос определенного человека.
Скайтейл пожал плечами. В этом веке все правительства используют дистранс. Никогда нельзя знать, какие препятствия возникнут между посылающим сообщение и адресатом.
— Даже его налоговые чиновники пользуются этим методом, — жаловался Фарок. — А в мое время дистранс помещали только в низших животных. Информация о годовом доходе должна содержаться и строжайшей тайне, подумал Скайтейл. Не одно правительство пало из-за того, что народ обнаруживал подлинные источники его доходов. — Что теперь думают когорты Свободных о джихаде Муад Диба? — спросил Скайтейл. — Возражают ли они против превращения их Императора в Бога?
— Большая их часть вообще не думает об этом, — ответил Фарок. -Другие же думают о джихаде так же, как и я сам. Это — источник приключений и необычайного богатства. Хижина, в которой я живу, — Фарок обвел рукой двор, — обошлась в шестьдесят лидасов спайса. Девяносто контаров! Были времена, когда я и представить себе не мог такого богатства. — Он покачал головой.
В противоположном углу двора слепой юноша наигрывал на бализете сентиментальную балладу.
«Девяносто контаров, — подумал Скайтейл Действительно, большая сумма. Хижина Фарока на многих других мирах сошла бы за дворец. Но все относительно, даже контары. Знает ли, например, Фарок происхождение этой меры спайса? Знает ли он, что когда то полтора контара означали груз одного верблюда? Вряд ли. Фарок, должно быть, никогда и не слышал о верблюдах или о Золотом веке на Земле».
В странном соответствии с мелодией бализета Фарок сказал:
— У меня был криснож, водные кольца на десять литров, копье, которое раньше принадлежало моему отцу, кофейный сервиз, бутылка из красного стекла, такая старая, что никто в съетче и не помнил ее происхождения. У мена была доля в нашем спайсе, но не было денег. Я был богат и не знал этого. Две жены было у меня: одна умная и любимая мной, другая глупая и упрямая, но с фигурой и лицом ангела. Я был свободным наибом, всадником на червях, хозяином левиафана и песков пустыни.
Юноша продолжал наигрывать мелодию.
— Я знал многое, но думая об этом, — продолжил старик. — Я знал, что глубоко под нашими песками есть вода, удерживаемая там маленькими Создателями. Я знал, что мои предки приносили в жертву Шаи-Хулуду девственницу, пока Льет-Кайнз не прекратил это. Мы неправильно сделали, что прекратили. Я видел жемчуга в пасти червя. У моей души было четверо ворот, и я знал их все.
Он замолчал, думая о чем-то своем.
— Потом пришел Атридес со своей колдуньей-матерью, — напомнил Скайтейл.
— Потом пришел Атридес, — подхватил Фарок. — Тот, кого мы назвали Узулом в нашем съетче. И он остался среди нас. Наш Муад Диб, наш Махди! И когда он провозгласил джихад, я был среди тех, кто спрашивал: «Зачем мне идти туда сражаться? У меня там нет родичей». Но другие — молодежь, друзья, товарищи моего детства — пошли за ним. Они говорили о колдовской силе спасителя Атридеса. Он сразил нашего врага Харконнена, и Льет-Кайнз, обещавший нам рай на нашей планете, благословил его. Говорили, что Атридес пришел изменить нашу планету и нашу Вселенную, что он подобен цветку, золотому цветку в ночи.
Фарок поднял руки и посмотрел на свои ладони.
— Люди указывали на Первую луну и говорили: «Его душа там». И он был назван Муад Дибом. Я не понимал всего этого.
Темп музыки убыстрился.
— Знаете, почему я записался в джихад? — старик пристально посмотрел на Скайтейла. — Я слышал, что существует нечто, называемое морем. Трудно поверить в море, проведя всю жизнь среди дюн. У нас нет морей. Народ Дюны никогда не знал моря. Мы собирали воду для Великого изменения, которое Муад Диб принес одним мановением руки. Я мог представить себе канал, воду, текущую среди песков, хоть и с трудом. Я мог вообразить даже реку. Но море?!
