Я сложил карту и план, пригодятся, и пошел по избам.
Точнее, это были «финские дома», одноликие, как детские песочные пасхи. Зато сараюшки и погреба всяк лепил по своему нраву. Впрочем, получалось тоже схоже: криво, шатко, горбато.
Филипп оказался прав, отсутствие учителя не волновало никого. Я не был уверен, что меня вообще понимали: приоткрыв дверь, с тревогой слушали через порог, а потом с облегчением дверь захлопывали. К сокровищам я и не успевал подобраться.
Да и что за сокровища? Слова, смешные при свете дня.
Когда последние пятнышки снега истаяли, я прекратил попытки основать партию спасателей. Пустой номер. Разве водки дармовой наобещать? Не поверят, докторский оклад известен.
Мотоцикл трещал громко, истерично. Я обрадовался — вернулся учитель, и с меня спросу нет. Рано радовался — это был другой мотоцикл. С коляской. Почта приехала.
Сегодня почтальонша не стучала — ломилась в дверь конторы.
Я окликнул ее. Она метнулась ко мне, как рязанская княгиня, но я был ближе и мягче земли.
— …Гонится! Гонится! — только и смогла выговорить она.
Пока я вел ее к медпункту, цепкие пальцы почтальонши промяли мое плечо до кости. Синяки жди.
Стены, занавески на окнах и валериановые капли успокоили ее. Она села на табурет.
— Кто гонится? — наконец, спросил я.
— Он… Волк… Я ехала, вижу, у развилки стоит над чем-то… терзает… я газу прибавила, а он за мной… стелется… Еле оторвалась.
— Спокойно, спокойно, — уговаривал я ее и себя. Глупый поросенок в соломенном домике. Почтальонша не волк, почтальоншу можно пустить. Выгнать потом трудно.
Я развел спирт водой и, как есть, теплым и противным, дал почтальонше. Та в три глотка выпила наркомовскую дозу, занюхала косточкой.
Несколько минут мы сидели молча.
— Я обратно не поеду, — твердо и трезво объявила после раздумья почтальонша. — Пусть за мной приезжают.
— Кто?
— Хоть кто. На машине. Охранник есть на почте, с ружьем, пусть и приезжает.
— Чудесно. Письмо ему напишем, или телеграмму отобьем?
— Чего? — лицо расслабилось, вышло из фокуса. Не какой-нибудь спирт, а медицинский. Ректификат.
— Того, уважаемая. Телефона-то в деревне нету. Как покрали провода во второй раз, так и нету, — я говорил от имени всех обиженных селян. Приезжают городские, режут провода и загоняют скупщикам краденого. А у совхоза денег на новые нет. Вас когда хватятся?
— Меня? Ах, да. У меня два отгула, не скоро.
— Давайте, я вас отвезу.
— Отвезете? Вы? — она подозрительно вглядывалась в мое лицо. Скоро начнет насчет глаз, ушей и зубов справляться.
— Сядем, и газанем. Я топор прихвачу.
— Ну, нет. Мне детей поднимать.
— Тогда одолжите мотоцикл, и я сам съезжу в район. На почту, в милицию.
— Мой мотоцикл?
— Да. Я ведь, в некотором роде, зам председателя. Почти
местная власть, — чистая правда. Зампред отделения союза переселенцев.
Она поколебалась, но доверие докторскому халату пересилило. Или ей было наплевать.
— Берите, — она протянула ключ. — Но как же… Он ведь на дороге?
— Обойдется.
Я надел куртку потеплее, захватил кошелек и топор. Несколько вечеров я точил его, и теперь брось на лезвие пушинку
— промахнешься. Тонкое. А пальцы дрожат.
У конторы я без надежды толкнулся в дверь. Не вернулся учитель.
«Урал», поджидая хозяйку, жался к забору. Чувствует, железяка. Вокруг никого, не дергают фартук, не жмут на сигнал.
Черное железо под солнцем было теплым, почти живым.
Давненько не брал я в руки мотоциклов. Медленно, на первой передаче, прокатил я по пустой улице, но за околицей осмелел и дважды не вписался в не самые крутые повороты. Подавил озимые. Чуть-чуть. Но скорости не унял, чувствуя себя Серой Шейкой с внезапно окрепшим крылом. У развилки притормозил. Где мой Юг?
Направо — райцентр, власть, человек с ружьем. Налево — путь на Самохатку, к лабиринтам метро, где, может быть, провалился в хитрую яму учитель и ждет помощи.
Я привстал, огляделся. Вдалеке, по пути в район, мелькало что-то в придорожной лесополосе. Необлетевший куст или еще что-нибудь. Разогнаться как следует, и ура.
Зато по другой дороге, совсем уж далеко, стоял зеленый фургончик.
Геодезисты.
Я неловко отжал сцепление, мотоцикл дернулся и заглох.
Не отводя глаз от мельтешения в посадке, я дергал ногой, запуская двигатель. Закрытый массаж пламенного сердца. Ожило, порадовало. Старательно, как перед комиссией, я поехал к фургону. Зеркало на руле дрожало, и вместе с ним дрожало все позади. Некогда оглядываться.
Перед самым фургоном путь перегородила та же распоротая железнодорожная колея. Насыпь, невысокая нигде, здесь оказалась вообще вровень с землей, но я заглушил двигатель. Ножками дойду. Пешочком.
Фургон оказался тихим, кабина водителя — пустой. Я постучал в стену:
— Кто-нибудь!
И стук, и голос казались жалкими, слабыми.
Я обошел жилище на колесах, понюхал выхлопную трубу.
Сутки не грелась. Или нет. Откуда мне знать.
Я порыскал вокруг, пока не наткнулся на отхожее место.
Вот в этом я специалист, дерьматолог. Пудр-клозет. Самому свежему дерьму не меньше суток.
Конечно, это ни о чем не говорит. Работа у людей подвижная, вольны оправляться, где хотят. Но…
Я вернулся к фургону, такому прочному, солидному.
Наф-Нафа дома не оказалось.
Мотоцикл меня признал, завелся сразу, и я потрясся назад.
Разумеется, можно и в таинственное подземелье спуститься, и в район сгонять, но я боялся. Теперь у меня было оправдание перед самим собой: исчезну я — исчезнет еще несколько человек. Один уж точно. Филипп.
* * *
Юлиан бежал, прижимая груз к груди, будто ребенка. Чертово семя, какой тяжелый.
Пули начали спеваться, но он успел, добежал до лесной полосы, вломился в кустарник, упал — обрывисто, нырко, и откатился в сторону, ищи, не ищи одно.
Ползком он вернулся к краю полосы, выглянул. Темные фигурки копошились вокруг машины, ветер доносил яростные «хальт» и «хенде хох». Десант. Ищут. Груз? Короткая очередь. Добили кого-то. Лейтенанта, Ивана рязанского? Лёнчика с Иваном уральским достал пулемет, когда они сбрасывали второй ящик. Очередью посекло и груз — когда лейтенант, сорвав никчемные пломбы, открыл ящик, то увидел расколотый сосуд белого металла, из которого сыпался порошок, пахнущий аптекой и грозой.
Уцелевший груз лейтенант дал ему, Юлиану. Любой ценой вернуть в часть. Любой. Где ж ее взять, любую?
Десантники перестроились в цепь и пошли в сторону лесной полосы, по-прежнему выкрикивая «хенде хох». Неужто он, Юлиан, им так нужен? Груз, только груз. Завез шоферюга, сволочь, и лейтенанта ранил.
