На лице марсианина отразились изумление и тревога. Он сделал попытку привстать. Плотвинов мягко опустил ему руку на плечо и произнес несколько слов на местном языке. Марсианин послушно лег обратно на диван, но его взгляд оставался озадаченным.
Спустя пару минут к нему вернулась способность говорить. Плотвинов понял его слова — хотя интонация и показалась ему необычной — и стал переводить их остальным.
— Кто вы? — едва слышно спросил марсианин.
— Друзья,— ответил доктор.— Мы объясним позднее.
— Какой сейчас год? Сколько лет я спал?
Этого Плотвинов сказать не мог: он понятия не имел о марсианском летосчислении. Поэтому он ответил:
— Очень долго. Я не знаю точно сколько.
— Триста лет? — предположил марсианин.— Они сказали, что пробуждение наступит через триста лет.
Доктор покачал головой, и этот жест удивил его собеседника.
— А каналы? — спросил он.— Они построили каналы?
— Да, каналы они построили,— заверил его доктор.
— Хорошо. Значит, все было не напрасно,— явно успокоенный, прошептал марсианин, закрывая глаза. Через несколько минут он уснул обычным, здоровым сном.
Плотвинов обвел товарищей взглядом, полным трепета и изумления.
— Прежде чем появились каналы! — прошептал он.— Интересно, сколько тысяч лет прошло с тех пор?
— Послушайте,— сказал Плотвинов.— Вам надо поесть. Марсианин послушно повернулся и отошел от окна. Он двигался так, словно еще не вполне проснулся.
— Это не может быть Аилико,— повторил он.
— Это именно Аилико,— мягко подтвердил доктор в третий или четвертый раз.
— Но он окружен пустыней, и она выглядит так, как будто была здесь всегда. Вокруг Аилико пустыни не было... Где она заканчивается?
— Не знаю. Не думаю, что она вообще где-то заканчивается. Весь Марс покрыт песками, кроме узких полос растительности по берегам каналов.
— Каналы... Да, каналы. Но их строили именно для того, чтобы спасти землю. Почему же теперь повсюду пустыня?
Марсианин замолчал и пристально посмотрел на землянина.
— А вы кто такие? Вы не похожи на нас — ваши руки и ноги толще, уши — меньше, грудная клетка более узкая. Почему?
Плотвинов объяснил все марсианину, как мог, пока тот ел. Гордонов включил экран, чтобы показать «Товарищ» и ползающие вокруг него машины.
— С Земли? — недоверчиво переспросил марсианин.— Но почему меня разбудили пришельцы с Земли? Почему не мой собственный народ?
На этот вопрос Плотвинов и сам хотел бы знать ответ. Но в свою очередь спросил марсианина:
— Расскажите нам о себе. Мы практически ничего не знаем об этой планете. Что произошло? Почему мы нашли вас в состоянии летаргии?
История марсианина, довольно несвязная, требовала множество дополнительных пояснений, но позднее Плотвинов обдумал ее и пересказал своими словами остальным.
— В мое время,— рассказывал молодой марсианин, чье имя приблизительно звучало как Яодин,— Марс был перенаселен, и в этом причина всего происшедшего. Теперь это не так, судя по всему, хотя мне кажется, что я пришел в больницу только вчера. А тогда в мире витало предчувствие катастрофы. Казалось, вот-вот, и Марсу придет конец.
Урожайность падала, хотя мы делали все, что могли. Как-то случился неурожайный год; запасы скоро кончились, и население оказалось на пороге голодной смерти. Мы с трудом дотянули до следующего года, но он опять оказался неурожайным.
Тогда был создан специальный комитет. Он провел исследования почвы и объявил, что больше рассчитывать на крупные урожаи не придется, поскольку земля истощена повсюду, кроме редких речных долин. Притом климат становился все более засушливым — моря, реки постепенно высыхали... Короче говоря, был сделан вывод, что Марс уже не может прокормить все наше население.
Разразился серьезный кризис, который закончился кровавой войной. Все понимали, что перспектива одна — уменьшение рациона, голодание, смерть от истощения. Война не решила проблемы — хоть население и сократилось, но часть плодородных земель оказалась разорена. После заключения мира ситуация стала еще безнадежнее. Тогда на смену вражде пришло сотрудничество. Снова собралась огромная всемирная конференция и постановила начать создание глобальной ирригационной системы, от полюса до полюса,— то, что вы называете каналами.
Сначала этот план казался неосуществимым. Отыскивались другие средства, но безуспешно — время шло, население голодало, а на постройку каналов могли уйти десятилетия, если не столетия.
Наконец мы оказались перед выбором: либо мы продолжаем выжимать из наших скудных земель все, что возможно, в то время как население постепенно вымирает от недоедания, либо необходимо каким-нибудь образом сократить численность населения, чтобы оставшиеся могли жить нормально. Первый вариант означал поражение в борьбе за жизнь; второй предполагал два пути: или добровольная эвтаназия для большинства, или сокращение рождаемости. Понятно, что идея массового самоубийства никого не прельщала, а идея ограничения рождаемости по ряду религиозных и этических причин натолкнулась на такое сопротивление, что вскоре стало ясно — это тоже не выход.
И вот однажды в разгар ожесточенных дискуссий врачи высказали новую идею: почему бы не погрузить значительную часть населения в состояния обратимой смерти, в анабиоз? Риска почти не было. Большая часть уснет; меньшая, освобожденная от постоянной угрозы голодания, бросит все силы на постройку каналов. Когда система ирригации будет готова и земля оживет, спящие будут пробуждены и снова вернутся к жизни.
Этот последний план не встретил серьезных возражений. Эксперименты доказали, что состояние анабиоза не вызывает никаких вредных последствий. Эту идею многие активно пропагандировали, и, в конце концов, население ее восприняло. В числе тех, кто приветствовал эту идею, были моя жена Карлет и я.
Мы оба были молоды и не имели охоты умирать ни от голода, ни от эвтаназии. Мы хотели жить и давать жизнь детям. Но мы не имели права обрекать их на голод или возможное «ограничение» — что означало узаконенное убийство. А так нам была дана надежда: вновь жить в новом, цветущем мире. Мы с женой посоветовались и решились на анабиоз, и многие тысячи мужчин и женщин поступили так же.
Все происходило быстро: с фабрик поступали контейнеры, в химических лабораториях изготовлялся газ, и все новые марсиане засыпали в подвалах больниц. Мы не были первыми. Мы видели, как заснули многие из наших друзей, и завидовали им, потому что каждый лишний день ожидания означал утраченный день в мире изобилия. Но вот наконец пришла наша очередь. Мне с трудом верится, что мы с Карлет легли в контейнер не пару часов назад.
